Я сам себе жена

Хотя те времена и прошли, но новые господа имели собственные взгляды на нравы и обычаи. Сначала они лишили ее пенсии «жертвам фашизма», более четырехсот марок в месяц, а 26 февраля 1946 года отобрали разрешение на торговлю. Только в начале марта, после протеста и вмешательства русской комендатуры, Минне Малих сообщили, что распоряжение о закрытии отменено. Но экономическое управление, будучи этим весьма недовольно, вероятно, обработало русскую комендатуру, и в «Мулакскую щель» вновь прилетело письмо из окружного управления, датированное 23 марта 1946 года. С плохо скрываемым триумфом в нем сообщалось, что русская комендатура теперь подтвердила распоряжение о закрытии.

Лишь по чистой случайности это решение было позже отменено. Восточноберлинский Комитет антифашистского сопротивления пригласил на свое заседание брата Минны Малих. Доктор Макс Левинталь из Брюсселя был одним из создателей тамошнего сопротивления. Когда он заступился в магистрате за сестру, там испугались, что антифашистской репутации может быть нанесен ущерб. Минне опять дали разрешение на торговлю, правда, пенсию она получила только с момента отмены решения, а не за все прошедшее время, что было бы справедливо. К тому же, с нее не забыли взыскать пошлину за возобновление разрешения на торговлю.

Пару лет было тихо, но затем последовало указание из высокого сталинско-бюрократического кабинета. На заведение натравили народную полицию, и скоро был вынесен приговор: «Так как Вы, как показало полицейское расследование, больше не обладаете личной надежностью, которая необходима для управления предприятием общественного питания, возникла необходимость немедленно отозвать профессиональное разрешение» — было написано в письме от 10 октября 1951 года. Заканчивалось письмо презрительным замечанием, что поскольку профессиональное разрешение отбирается начальником полиции, никакие юридические меры не могут быть предприняты.

Что подразумевалось под «личной надежностью», было понятно: терпеть в своем заведении проституток, гомосексуалистов и лесбиянок являлось, в толковании государства социалистической единой партии, настолько несоциалистическим и безнравственным, что подобное поведение должно немедленно пресекаться: промедление опасно. За «Мулакской щелью» последовала еще тридцать одна пивная в районе Шпандау. Практически одним махом было покончено с культурой трактиров в квартале Шойненфиртель.

Магистрат убрал из квартала все трактиры и пивные, на этом успокоился и был доволен. Лишь сам дом 15 на Мулак-штрассе получил помилование на 10 лет.

Второй акт был менее милостив. «Для выполнения задач строительства Берлина необходим Ваш земельный участок, расположенный в зоне строительства Берлина», — лаконично сообщалось в письме от 24 октября 1961 года. На языке социалистических панельщиков «строительство» означало изувечить Шойненфиртель панельными строениями. Естественно, наготове были соответствующие параграфы, которые в декретном стиле объявляли конфискацию правомерной. Финансовый отдел совета Центрального района города сначала заявил «притязания» на дом, — а потом «сообщил» и сумму компенсации. На основании «Закона о компенсации от 25 апреля 1960 года, принятого для Большого Берлина» Малихам причиталось: семь тысяч семьсот марок. За дом, которому было почти двести лет, и который находился в безупречном состоянии.

Третьим актом этого представления явилось письмо, в котором Малихам сообщалось, что им надлежит открыть счет с сберкассе города Берлина, на который и будет переведена сумма компенсации. Даже этой смешной суммой Минна и Альфред Малихи не могли воспользоваться всей сразу — было разрешено снимать деньги лишь капельными дозами.

В декабре 1963 года для дома, находившегося под охраной как памятник, занавес опустился окончательно: дом был снесен. И сейчас, в 1992 году, лишь железный забор стоит на том месте, где был дом.

Когда в 1960 году я впервые стоял внизу в зале и восторгался великолепной стойкой бара, она, разглядывая меня своими умными глазами, спросила как меня зовут. Я ответил: «Берфельде». — «Болтун, — дружелюбно рассмеялась она, — я хочу узнать твое имя». — «Лотар». Она лукаво прищурилась: «Ага, Лотар, и родился ты, конечно, 17 мая» — намек на действовавший тогда закон о гомосексуалистах, параграф 175. Это было так неожиданно, что, видимо, у меня изменился цвет лица. Она снова рассмеялась: «И совсем не надо краснеть, поверь мне, вы всегда были моими любимыми посетителями, и никогда не было скандалов».

Мужчины-проститутки тоже были частыми гостями в «Мулакской щели». Прибегая со Штайн-штрассе или Линиен-штрассе, места своих обычных прогулок, они грелись в пивной среди шлюх и «нормальных» посетителей. Иногда они приводили своих клиентов и разрешали себя угостить.