Я сам себе жена

В доме 15 на Мулак-штрассе кроме пивного склада, не было никакого другого подвального помещения, и в пивную нельзя было проникнуть из соседских домов, поэтому достаточно было держать под наблюдением улицу. Фритц Брандт принял меры на случай засад и кого-то нанял. Если приближались эсэсовцы, дозорный с помощью ключа издавал пронзительный свист. Тогда трансы задирали свои юбки, вскакивали на мусорный ящик, перемахивали через стену, карабкались на крышу сарая, а оттуда по крыше соседнего сарая было уже рукой подать до гарнизонного кладбища. Там стоял мавзолей, где могли спрятаться эти женщины в мужском обличье, которые ни за что на свете не взяли бы в руки оружие. Так выжили прекрасная Вера, хрупкая, как стеклянный цветок, или Рут, с блестящими каштановыми волосами, яркими губами и глазами-вишнями. Не будь этого отважного хозяина пивной, многие из них стали бы дымом на ветру Освенцима.

«А можно посмотреть, осталось ли что-нибудь от зала пивной?» — спросил я у Минны Малих. Старая мебель трактиров, флюиды из дыма тысяч сигарет, смешанного с запахом жаркого и пивной пены, всегда завораживали меня. Все это, да еще музыка, дребезжащая из старого граммофона, и создавало трактир. «Да, пивной зал ты можешь посмотреть, он еще здесь». Она нашла ключ и… В пивной не было электричества, только старый эмалированный светильник, клочья паутины свисали с потолка до самой стойки, перед которой валялась куча угольных брикетов. Пивная деградировала до угольного склада. Посреди зала валялся чурбак, вокруг него нащипанная лучина, однако старые бутылки и кружки аккуратно выстроились на полках за стойкой, даже граммофон все еще стоял на столе, и часы висели на стене. «Танцы запрещены» — табличка, вывешенная Фритцем Брандтом, чтобы сэкономить налог за музыку, все еще была на месте, так же как и табличка о запрете проституции: «Проституткам вход воспрещен». Фритц не очень ладил с орфографией.

Ниже было приписано: «согласно предписанию полиции». Девицам было ясно, что хозяин-то ничего не имеет против. Другая табличка запрещала «кламмерн», правильнее было бы «клаверъяс» — еврейскую карточную игру. Рядом с граммофоном с трубой стояла «башня голодных» — витрина, в которой выкладывалось все, от чего слюнки текли, соленья, копченья, и так далее, и тому подобное. Рекламный гипсовый пряник указывал, что эта пивная имела лицензию широкого профиля: здесь посетители могли полакомиться даже пряником. Я рассматривал развешенные картины и рекламы пива и восхищался: «Вся обстановка — настоящий неоренессанс, примерно 1890 год». «Угадал точно, мебель сделана в 1890 году».

Эта истинная берлинская трактирщица, понимавшая шутку и юмор, не дала заткнуть себе рот ни нацистам, ни товарищам. Минна Малих была урожденной Левинталь. И лишь потому, что ее муж, Альфред, так называемый ариец, хранил ей верность, она пережила годы нацизма.

Национал-социалистские чиновники, гестапо и полиция без конца придирались к нему и брюзжали: «Разведитесь Вы, наконец, с этой старой вонючей жидовкой, женитесь на арийской девушке». И у него хватило смелости сказать: «Знаете, это мое дело. Я перед алтарем поклялся жене в верности и сохраню ее». Истинный христианин и человек с характером.

До начала войны Малихи вместе обслуживали посетителей. После так называемой «хрустальной ночи» в 1938 году Минне было запрещено работать в пивной, и ей повезло, что ее муж пережил войну. Если бы он погиб, ее бы немедленно отправили в концлагерь. Вскоре после войны умер Фритц Брандт. Минна Малих до последнего ухаживала за ним, как могла. Во время войны ее посылали на принудительные работы, на грузовой железнодорожной станции она должна была таскать мешки с цементом, углем и огромные мешки с картофелем. Летом и зимой, днем и ночью. Особенно подлым и гнусным было то, что еврейским женщинам запрещалось надевать пальто во время работы, даже в сильный мороз.

Но Минна Малих выдержала, и в 1945 году они вместе с мужем купили эту пивную. Прошло немного времени, и старые завсегдатаи снова были здесь: люди из кино, радио и театра, гомосексуалисты, лесбиянки, трансвеститы и проститутки. Снова можно было танцевать под граммофон или пианолу. Но спокойствие от произвола властей было обманчивым и не могло продолжаться долго. Еще до того как было создано государство ГДР, начались новые мытарства. Однажды, когда в зале сидели обычные посетители, явился представитель окружного управления центрального района и объявил скрипучим голосом: «Если Вы не выставите всех шлюх, лесбиянок и гомиков мы отберем у Вас разрешение на торговлю и прикроем лавочку». Минна Малих, стоявшая у стойки, взорвалась: «И это Вы смеете говорить мне, жертве национал-социализма. Я думала, те времена прошли».