Я себя до конца рассказала. Сборник стихов израильских поэтесс

Воскрешение на минуту Пер. Я. Хромченко

Хотя ты не видишь
или невидим,
я вижу, что мы вдвоем.

Ты в старом коричневом кресле,

ты в кресле своем.

Ибо сейчас окончание дней на минуту,

и мертвые возвращаются на минуту,
и тихий Нил приносит тебя, шурша,
и ты поднимаешься из камыша.

Я смотрю. Я все время смотрю. Ты Моисей.

Я Мирьям. Я стою меж стеблей.
Ты лежишь в тростниковой корзинке. Несет тебя Нил,
берега наводняющий. Ты —
ты такой, как ты был.

Я вслушиваюсь в тебя.

Я глажу как будто все, что сказал ты: вечер
приходит для нежности. Он приходит, и жалость видна.
И ничто не приходит затем, чтоб страшить.
Я знаю. Я слов полна.

Иохевед Бат-Мирьям

«Спасибо, что дала мне подойти…» Пер. Л. Владимиров

Спасибо, что дала мне подойти
К тебе, судьба, и вспять пойти в тревоге.
Опять идти, идти, идти,
Все знать, все видеть, помнить по дороге.

Терпеньем, Господи, умерь мою тоску.

Любовью, жалостью пусть будет дух раскован,
И уподобь умершему листку,
который солнцем с ветром зацелован.

«За мною ты гналась без передышки…» Пер. Л. Владимиров

За мною ты гналась без передышки[5]

,Сверкала в снах моих, как молний вспышки,
Как туча бурная среди громов,
Как в дальнем эхе — будущего зов.
Ты в каждом слове, в каждом предложенье
Присутствуешь с нездешним выраженьем.
Ты — тетива натянутая лука,
Ты — скрытый смысл, намек, ты — отзвук звука.
Меня догнав, в больничной белизне,
Ты вместе с медсестрой вошла ко мне.
Слеза, тебе послушная, бежит,
Сверкает, умоляет и дрожит.

«Ломая бурей, тучей нависая…» Пер. Я. Хромченко

Ломая бурей, тучей нависая,
Гналась, не оставляя ни на миг,
Врывалась в сон, как молния косая,
Как эхо, обгоняющее крик.
Ты открывалась на страницах книг,
Сгибала дни одной дугой тугою,
Ты заменяла мысль одну — другою,
Где смысл скрыт, а ясен черновик.
Меня настигла в белизне больницы, —
Палата, койка, медсестры глаза…
И на моей опущенной реснице
Дрожит твоя печальная слеза.

Эрец-Исраэль [6] Пер. А. Пэнн

1

Ты, закутавшись в синь, проживаешь,
Чтоб струною дремотной петь.
Огнерукий Господь завивает
Твою терпкую, знойную бредь.

Тени гор, городов, поселений

И пустынь в твоих крыльях цвели.
И души моей гамму волнений
Ты впитала в свой радужный лик.

Скрытоявленная! Необъятен

Твоей сути бескрайний размах.
До последней крупинки понятен
Мне земли твоей огненный прах.

И, непрошеный, дальний, случайный,

Я застывшим вопросом стою.
О, святись же[7], вошедшая тайной
Неотъемлемой в жизнь мою!..

2