Я шел своим путем. Ким Филби в разведке и в жизни

В целях конспирации и для удобства всем офицерам СИС давали условные обозначения, которые применялись в корреспонденции и при разговорах. Гранд, естественно, обозначался буквой «Д». Начальники подсекторов были известны как «ДА», «ДБ» и т.д., а их помощникам добавляли цифры, например «ДА-1». Гай был «ДУ». По установленному порядку я должен был бы значиться как «ДУ-1», но Гай деликатно объяснил, что условное обозначение «ДУ-1» подразумевает определенную подчиненность ему, а он хочет, чтобы нас считали равными. Гай разрешил эту дилемму, прибавив к моему обозначению вместо цифры букву «Д». Так передо мной открылась карьера работника Секретной службы, значившегося как «ДУД»[20].

Подсектор «ДУ» не был идеальной стартовой площадкой для моей карьеры. Мне хотелось найти в службе собственное место, а для этого прежде всего необходимо было выяснить, как она организована и чем занимается. Гай же, сообразно своим склонностям, превратил свой подсектор в своеобразную фабрику идей. Он видел себя в качестве колеса, которое, вращаясь, высекает, словно искры, идеи. Куда падали эти искры, его, по-видимому, не интересовало. Он проводил массу времени в кабинетах других сотрудников, пропагандируя свои идеи. Когда он воодушевлялся, коридор сотрясал хохот, доносившийся и до кабинетика, где я размышлял или читал газеты. После трудового утра, заполненного разговорами, Гай врывался ко мне в кабинет и, играя ямочками на щеках, предлагал пойти выпить.

Однажды в июле Гай вошел ко мне, против обыкновения, с какими-то бумагами. Это были страницы написанной им докладной записки. Гранд в основном одобрил ее содержание, но предложил глубже изучить и подработать вопрос. Для этого Гаю и понадобилась моя помощь.

Я страшно обрадовался. По долгому опыту я знал, что «помогать» Гаю значило освободить его от всякой работы. Но поскольку я целых две недели буквально ничего не делал, я был рад любой работе. Я взял документ, а Гай уселся на край стола, стараясь уловить на моем лице признаки одобрения.

Это была характерная для него продукция — уйма здравого смысла, теряющегося в цветистых оборотах и ничего не подтверждающих цитатах. (Гай располагал цитатами чуть ли не на каждый случай жизни, но никогда не утруждал себя их выверкой.) Он предлагал создать школу для обучения агентов методам подпольной работы. Предложение поражало не тем, что его внесли, а тем, что до сих пор его никто не сделал. Школы такого рода еще не существовало. Гай доказывал необходимость этого дела, общепризнанного теперь, но нового в то время. Он наметил программу обучения. В заключение Гай предлагал назвать школу Колледжем Гая Фокса в память о неудачливом заговорщике, «чьи планы раскрыла бдительная елизаветинская СИС». Не мог же он предложить назвать школу «Колледж Гая Берджесса»!

Наконец-то у меня появилось какое-то дело. Я разбил вопрос на составные части: программа, отбор слушателей, конспирация, размещение и т. д. — и по каждой подготовил докладные записки. Я уже забыл большую часть того, что тогда написал; с тех пор учебное заведение изрядно разрослось, и я надеюсь, что созданный мною скромный документ уже не существует. А Гай, засыпав меня своими предложениями, казалось, потерял к этому делу всякий интерес и перестал высекать новые идеи. Но это было не так. Он знал, что Гранд прочитал мои записки и создал комиссии для их обсуждения. Меня лично — и тогда, и позже — не привлекала работа в комиссиях. В каждой комиссии обычно есть свой злой дух. Моим злым духом в комиссии по вопросам обучения стал некий полковник Чидсон[21]. Он сыграл большую роль в спасении от Гитлера значительного количества промышленных алмазов в Голландии, мне же он просто действовал на нервы. Ему чудилось, что Европу охватывает анархия, и он отчаянно сопротивлялся тому, чтобы позволить головорезам свободно расхаживать по континенту. Однажды я увидел его на Лоуэр-Риджентс-стрит — он шел мне навстречу. Минутой позже он тоже заметил меня и застыл на месте. Затем быстро поднял воротник и нырнул в переулок. Необходимость нашей школы стала очевидной.