Я шкурой помню наползавший танк

– Прошу любить и жаловать… Лариса Николаевна и Родион Захарович. Педагоги на пенсии. Супруги Олефиренко. Доярка и зоотехник. Безработные. На хозяйстве три коровы… Были… Положило одним снарядом. Лен, когда это произошло?

– В мае. Как раз в Донецке купили доильный аппарат. Вернулись домой, а скотина при последнем издыхании, – оставшаяся не у дел доярка ответила таким отстранённым голосом, будто речь шла о событиях русско-японской войны одна тысяча девятьсот пятого года.

– Ну и мы со Светкой и Лизонькой. Тоже жители Причепиловки. Остальные разбежались по белу свету после того, как на околице прилепили блокпост. Да, чуть не забыл, – хлопнул себя по лбу бывший завгар. – Собачонки следом за нами увязались. Сейчас, поди, лесом шастают, к ужину вернутся. Еще имеется Пётр Петрович. Вон он, за лапу привязан. А кур, как и коров, частью дорезали, частью закопали…

Только сейчас я заметил солидных размеров птицу с похожим на половинку радуги хвостом.

– Что же кошек не взяли?

– Эвакуироваться категорически отказались, – подал голос зоотехник Олефиренко. – Что и подтверждено исцарапанными руками присутствующих. Теперь в нашей Причепиловке из живых душ только кошки да военные ночуют.

Видел я эту Причепиловку. Три десятка отбежавших за село домов, крыши исхлестаны стальным градом, блокпост в обрамлении снарядных воронок, пирамидальные тополя без маковок и раскачивающиеся над обугленными обочинами провода электролинии.

– Поначалу, – продолжает Леонидович, – ночные обстрелы пережидали в подвале. Но что это за жизнь? Господи ж, Боже мой. Живьём в могильном склепе. Думали с остальными уехать, да надежда всё еще теплится: а вдруг прекратится этот бардак?

ТАМ ВЕДЬМЫ ВОДЯТ ХОРОВОДЫ

Утром мои новые знакомые возвращаются в село. По пути делают остановку у магазина, чтобы запастись продуктами и зарядить мобильники. Заодно расспрашивают о событиях в большом мире, делятся новостями местного разлива. Когда ночуешь под открытым небом, всё видно и слышно.

В дальнейшем действуют по обстановке. Имел место ночной артналёт – устраняют повреждения, стаскивают на кучи срубленные осколками ветки; ночь выдалась спокойной – собирают огородину, маринуют в зиму помидоры.

Ну а ужинают при свете костерка, чьи всполохи устраивают на экране ночи феерические пляски. Глядя на них, невольно начинаешь верить в лесовичков и ведьм, которые водят хороводы, оседлав растрёпанные вдрызг мётлы. Часам к десяти пляски утихают. Похрапывает народ в палатке, вернувшиеся с прогулки псы сонными глазами следят за тем, как Пётр Петрович устраивается в траве. Засыпает и костерок. Бодрствуют только двое – Леонидович и гость. Первому возбраняет почивать статус хранителя здешних мест, я же приехал за полторы сотни километров не ради отдыха на природе.

– Как жить дальше планируете, Леонидович? Холода ведь не за горами.

– Отправлю Светку с Лизонькой на Кубань к родственникам. Остальные тоже пусть уезжают. А сам вырою землянку и буду зимовать вместе с собаками и Петром Петровичем, – ответил, словно сорвал бинт с раны. – Пойми, товарищ журналист, не могу уйти далеко от построенного вот этими мозолями дома. Знаю, ничем не помогу, если будет прямое попадание, а всё равно не могу.

Я промолчал. Совершенно нечем было утешить человека, у которого уже не осталось сил, чтобы обзавестись новым жильём.

Затрудняюсь сказать, сколько было выкурено сигарет и выпито кружек заваренного на костерке чая, но, когда я поднес к глазам циферблат наручных часов, проснулся Пётр Петрович. Он, наверное, ожидал, что ему тут же ответят другие петухи, однако звонкое эхо без остатка растворилось за измордованным рукотворными зарницами горизонтом.

– Что, мамочка, – послышался детский голос из палатки, – тебе опять плохо? Может, водички подать? Или пива?

– Всё хорошо, Лизонька, всё хорошо, – откликнулась лесная фея. – Спи, милая…

И снова тишина. Лишь над байрачным лесом, озерцом и пропахшей полынком степью плескалась ночь. Беспросветная, скорбная, словно вдовий платок.

БРАТСКАЯ МОГИЛА В ВОЛЧЬЕМ УГЛУ

Позвонил мой давний приятель Виктор Папенфот, который однажды сказал, что хранить родниковую воду в пластиковой посуде – преступление перед природой.

– Новость знаешь?

– Какую именно?

– У нас один придурок натаскал в подвал двухэтажки больше тонны фугасов самого крупного калибра. Хвалился соседям: «Сдам в скупку металлолома, сразу машину куплю». Ну тем, конечно, нет низкого резона жить на пороховой бочке, позвонили в комендатуру.

– И?..

– Придурок незваных гостей в окошко увидел и вместе с рамой со второго этажа сиганул. Теперь, по слухам, у дальних родственников грозу пережидает. Так что приезжай, у нас, как видишь, не скучно. Правда, если встретишь восьмидесятилетнего Трифоновича в чине младшего сержанта, не удивляйся.

СОЛНЦЕВСКИЕ ВЫШЛИ НА ПРОМЫСЕЛ