Возраст новой знакомой – тридцать два года, на иждивении четверо детей, больной муж, пожилая свекровь, корова, телёнок, свиньи, куры и плюс довесок в виде тридцати соток приусадебного участка. Назвалась Вероникой, фамилию утаила, фотографироваться отказалась:
– Я ведь не звезда какая-нибудь.
Всё верно. Но хотел бы я увидеть звезду, которая кормит бесчисленное множество алчущих ртов, грядки наблюдает во сто крат чаще, чем небо над головой, и при этом остается удивительно миловидной.
Иными словами, Вероника – ярко выраженная представительница слабой половины племени землепашцев, которая, если понадобится, не только коня на скаку обуздает, но и протралит путь зерноуборочному комбайну через минное поле. Утверждаю сие на правах очевидца. Итак…
Землячка первой трактористки планеты развела руками сморщенные шляпки подсолнечника и ступила в мир, где под ногами могло оказаться всё, что угодно. От приставучих репьев, до оставленной вояками противопехотной мины.
При этом Вероника на мгновение оборотилась и погрозила забинтованным пальцем:
– У вас, вижу, сыграло мужское самолюбие, однако помощь от вас принять не имею права. Чего доброго, ещё заблудитесь на незнакомой местности или подорветесь, а мне ответ перед собственной совестью держать…
Чтобы скоротать время, возвращаюсь к машинёшке, где у меня походный блокнот. Ищу всё, что касается особенностей работы сельчан прифронтовой зоны. И хотя записей около двух десятков, ограничусь тремя.
«В пригороде Мариуполя на мине подорвался комбайн. Погибли два механизатора».
«Село Петровское. На противотанковой мине подорвался зерноуборочный комбайн. Комбайнер получил легкую контузию. При попытке эвакуировать пострадавшую технику подорвался колесный трактор Т-150. Тракторист контужен».
И наконец, запись № 3: «Едва зерноуборочный комбайн прошёл треть загонки, как из-под жатки вылетела шаровая молния. Предчувствую самое плохое, бегу к месту ЧП. Однако всё обошлось. Под жаткой сработал не фугас, светошумовая мина.
На следующий день точно такое же ЧП. И если техника оставалась невредимой, то психика моих ребят основательно пострадала. Пришлось компенсировать стрессы премиями и старинными народными методами»[4]
.Миновало около часа, а Вероника не возвращалась.
– Всё путём, – успокоил меня комбайнёр, мужик ещё не старый, но весь перемятый, как солдатская портянка после марш-броска. Насколько я понял, уязвленным мужским самолюбием не страдает. – Она – молодайка шустрая, на одной пятке развернется. Если бы что случилось, мы бы наверняка услышали…
– Кем ей приходитесь?
– Мы с её мужем Андрюхой в одном мехотряде работали. И комбайн его.
– Почему же он сам за руль не сел?
– Язву неудачно вырезали. Второй месяц в больничке обретается.
– Значит, решили по-соседски помочь?
– Сейчас за «спасибо» и курица яйцо не снесет. Договорились – каждый десятый килограмм мой. Плюс гробовые. За труды – само собой, за риск – отдельная плата. Тут такие бои шли. Теперь снаряды по всем полям валяются.
– Коль не секрет, какой размер гробовых?
– Стакан самогонки и солёный огурчик. Ну и бутерброд соответственно…
– Совесть не заедает? Мать четверых детей, можно сказать, красавица минное поле тралит, а вы при мне пятую сигарету приканчиваете…
– Заедает. Ну и что? У меня правый глаз – минус двадцать, а вместо левого – протез. В детстве из рогатки Андрюха случайно выбил. По-соседски. Так что я ходок до первой растяжки. А вот и Верка…
– Верка?
– Её у нас все так зовут. Ну докладывай, где была, что видела?
– Десяток проплешин от разорвавшихся «Градов», осколки, которые покрупнее, я в одном месте заскирдовала. Начнём косить, покажу. Растяжки и мины не попались. Видно вояки для острастки понатыкали железные флажки с буквой «М». Захватила три штуки, свекрови подарю, а то она жалуется, что воришки с грядок огородину таскают… А я, – повернула исхлёстанное подсолнухами лицо ко мне, – думала, что не дождётесь. Да и к чему? Ведь сказала же, что на роль звезды мало подхожу.
– Но вы обещали ответить на вопросы. А чтобы не задерживать, задам лишь один: скажите на милость, как супруг разрешил вам попробовать себя в роли минного тральщика?
– Я его и не спрашивала. Он и без того изнервничался: «Пусть, – говорит, – чертов подсолнух на корню осыплется». Только мы уже привыкли рисковать. Коров пасём – рискуем, сено заготавливаем – тоже надеемся, что все обойдётся.
– Кто не рискует, – вмешался любитель солёных огурчиков, – тот без молока сидит.
– А на моей шее, – продолжила Вероника, – четверо гавриков, муж второй месяц болеет, углём в зиму ещё не запаслась. Ладно, нам пора. Извините, если негостеприимными показались.
Я уехал не сразу. Проводил взглядом потрёпанный в битвах за урожай комбайн и ещё раз подумал о словах старейшины земледельцев, который верил в магическую способность Дикого поля являть миру крепких духом и телом людей.