– Как, по-вашему, должны еще реагировать люди на случившееся? – удивилась вопросу фельдшер Ермоленко. – Я – медик, человек ко многим вещам привычный, и то не могу без содрогания вспоминать подробности того дня… Когда на село посыпались обломки, мы подумали, что ополченцы сбили бомбивший их позиции штурмовик… Как во сне заняла свое место в «скорой». Едем, обгоняя спешащих людей. Первое, что увидела, разбросанные по асфальту внутренности. Ну и так далее, и тому подобное… Пришлось первую помощь оказаться себе самой. Иначе бы не смогла помочь другим.
У моряков существует выражение: «Войти в меридиан». Это когда после сложных над ним манипуляций гирокомпас начинает точно указывать, где юг и север, а испытавший дичайшее потрясение человек обретает способность нормально мыслить и чувствовать себя в своей тарелке.
Так вот, по словам фельдшерицы, грабовцы еще не вернулись в меридиан. После вспышки сердечно-сосудистых заболеваний у них прослеживается острая реакция на раздражители, что я называю синдромом упавшего корыта.
Слова Ольги Ермоленко подтвердила мать двоих детей (фамилию назвать отказалась), с которой мы пообщались на главной улице Грабово.
– Старшая Настенька, – призналась молодая женщина, – до сих пор шарахается от звука случайно оброненной ложки. Поэтому посуду стараюсь мыть бесшумно. И вообще, иллюстрацией нашей теперешней жизни я бы назвала сделанную мелом на железной калитке надпись: «Не грюкай, бо страшно».
– Все верно, – молвил на прощание наш гид. – Обломки «Боинга» большей частью убраны, со временем затянутся оставленные снарядами воронки. А вот с Настенькой и другими моими земляками будет посложнее. Душевная травма не ранка на пальце, которую легко вылечить при помощи перекиси водорода, зеленки и медицинского пластыря. Да и войне, похоже, конца-края не видать…
Часть девятая
Дорожная книга Дикого поля
…Трава поникла, жизнь замерла, загорелые холмы, буро-зеленые, вдали лиловые со своими покойными, как тень, тонами, равнина с туманной далью и опрокинутое над ними небо, которое в степи, где нет лесов и высоких гор, кажется страшно глубоким и прозрачным, представлялись теперь бесконечными, оцепеневшими от тоски.
Дорога или даже малая тропинка подобны книге, которую можно перечитывать от рассвета до заката. Надо лишь понимать язык растущих на обочине осокорей и травы косогоров – шалфея поникшего, чьи согбенные фигуры напоминают монастырских послушниц.
Особенно чарующие перекрестки, где вода встречается с сухопутьем. При всем своем отличии, они одинаково притягательны. Так и хочется поскорее перевернуть страницу, чтобы заглянуть за подернутый дымкой окоём.
Однако не стоит стегать кнутом дремлющих под капотом лодочного мотора лошадей. Так недолго растоптать косу, которую из речных сплетает шаловливый перекат Чебурашка, а заодно внести сумятицу в плавное течение розового тумана.
И вообще, этот перекат на реке Кальмиус у греческого поселка – сплошное очарование. Здесь осенью много золотого и изумрудного света, который кажется красочной иллюстрацией к увлекательной книге дорог Дикого поля.
Чем ближе к Иловайску, тем гуще дороги покрыты колдобинами. Они обнажились после того, как отсюда утащили подбитые панцирники. Теперь на месте каждой сгоревшей машины по воронке с оплавленными беспощадным огнем краями. На дне воронок – обрывки ржавого металла. Они терпеливо дожидаются проезжающих автомобилей, чтобы мертвой хваткой вцепиться в податливый скат.
Самая внушительная колдобина на перегоне Песчаное—Каменка. Чтобы ее засыпать, потребуется парочка самосвалов щебня. Но разбросанные железобетонные блоки заставы и обращенные в щепы стволы пирамидальных тополей все равно будут свидетельствовать о чудовищной работе адской машинки, которую привел в действие смертник.
В окрестностях Саур-Могилы те же приметы войны. При въезде в Благодатное, где живет сельский механизатор и автор книг по топонимике Анатолий Бродяной, взгляд ощутимо саднят обезображенные перила моста через Сюурлей. Еще больше разрушен путепровод на выезде. Перебирающиеся по мостику-времянке путники с опаской косятся на обрушившийся пролет, который косо поставленным восклицательным знаком вершит печальную повесть войны.
Совсем по-другому читается книга дорог, если знаешь историю малой родины. Я исколесил вдоль и поперек прикальмиусские холмы, но лишь недавно обратил внимание на обелиск среди пашни. Судя по напластованиям штукатурки, ему скоро исполнится сто лет. Но кто упокоился под обелиском – в официальных источниках ни слова.