Слава богу, живы еще хранители преданий старины, которые помогли узнать тайну обелиска с отваливающейся штукатуркой. Оказывается, здесь в восемнадцатом году прошлого века схлестнулись красно-партизанский отряд и полуэскадрон конницы белых. Чуть позже к сшибке присоединилась банда зеленых.
Какой из цветов одержал победу, молва умалчивает. Но после боя противоборствующие стороны разошлись своими путями, предоставив возможность местным земледельцам хоронить убитых. Ну а те, справедливо рассудив, что мертвые отныне не могут считаться врагами, свалили всех в одну братскую могилу. И она не единственная на просторах шахтерского региона. Бесчисленные захоронения половцев, хазар, печенегов мирно соседствуют с кладбищем дивизии СС «Викинг» и краснозвездными обелисками. А все это вместе взятое и называется летописью Дикого поля, где: «Из года в год, из века в век в оврагах, чабрецом пропахших, бьет человека человек».
Автомагистрали шахтерского региона и прежде проигрывали дорогам Белой Руси. Но не только по качеству твердого их покрытия, а по интерьеру, не побоюсь этого слова, обочин. На Гомельщине, куда ни поедешь, тебе улыбнутся фигурки сказочных персонажей, а живые изгороди не позволят бензиновому перегару распространяться по сторонам.
Впрочем, кое-какие подвижки в сторону цивилизации имеют место и у нас. В амвросиевском селе Великая Шишовка тоже решили объявить войну серым обочинам и на месте колодезного сруба установили кувшин, лишь самую малость пониже сельсовета.
В знойный день редкий странник проедет мимо, чтобы не притормозить у шедевра колхозного зодчества, бока которого, на беглый взгляд, укрыты капельками влаги. Но это оптический обман. При ближайшем рассмотрении бесследно исчезает не только жажда, но и хорошее настроение. Крышка колодца перекошена, в округе коровьи «лепешки» и козий «горох».
– Что же вы, люди добрые, – укоризненно говорю двум местным мужикам, которые приспособили в кустиках под скатерть самобранку пустой мешок, – такую благодать превратили в филиал Авгиевых конюшен?
– Так война же, – ответил басом один из пирующих. – Вот закончится, так и наведем порядок. Если, конечно, сельсовет за работу заплатит. И денег на новую цепь с ведром даст. А пока что приглашаем к нашему столу…
Принять участие в трапезе на мешке из-под минеральных удобрений я отказался. Побоялся окончательно испортить настроение. Его и так опустили ниже плинтуса отечественные обочины, которые чем-то похожи на скучную повесть, написанную убогим сочинителем.
После пары конфликтов с военными фотоаппараты стараюсь держать вне поля зрения посторонних. Но за предосторожность приходится платить неотснятыми сценками, вроде той, которую довелось лицезреть на окраинной улице Шахтерска.
Над городом еще поднимались дымы пожарищ, а старушка-колобок уже утвердила на обочине столик с вязанками чеснока и жареными семечками. Первым покупателем, насколько помнится, был пожилой ополченец с перевязанной грязным бинтом кистью левой руки и глазами, в которых продолжала плескаться ярость отгремевшего боя.
Он же и посоветовал мне спрятать фотоаппарат в одно малоподходящее для его хранения место.
– Мамаше, – молвил, запихивая здоровой рукой в боковой карман бушлата вязанку чеснока, – может быть, хлеба не на что купить. А вы хотите выставить ее на всеобщее обозрение. Дескать, в республике дошли до того, что начали торговать на поле боя…
Слава богу, дымы пожарищ в Благодатном, через которое мы возвращались, увяли, как прихваченные первым морозом мальвы. И никто уже не возбранял фотографировать снедь или ширпотреб собственного производства, которые сельчане выставляют у своих калиток.
Правда, хозяин пирамидки метелок, хроменький старичок с костыликом, проявил молодецкую прыть и скрылся из поля зрения. Но подходящая фотомодель все-таки нашлась. Более того, с ее подачи было принято решение назвать снимок: «Стоянка транспорта обаятельных ведьмочек».
Вот на сегодня, пожалуй, и все. Надвигались сумерки, а вместе с ними и комендантский час – не самое урочное время для чтения книги дорог моей малой родины.
Грузской Еланчик – самая смиренная речушка на просторах Дикого поля. Она даже не способна унести в Азовское море отражение ясноликих тополей и похожих на ковыльные лохмы облаков.
Единственное, на что у речушки хватает сил, так это привести в движение опадающие листья. Они плывут стайками, словно облачка по небу, стараясь не испачкать отражение белокорых тополей.
И вот, в осеннем безмолвии послышался рокот лошадиных копыт. Он возник за ближним холмом, на покатом склоне которого нахохлившимися грачами восседали терновники. Левее и чуть поодаль по щиколотку в умерщвленном первыми заморозками типчаке застыли половецкие бабы. Они уже много веков несут на плечах бесконечность Дикого поля.