Кстати, пернатые первыми сообщают о скором наступлении предзимья. И голоса их делаются тревожны, как гудки идущих в тумане пароходов.
Но причина грусти, думаю, вызвана не только разлукой с малой родиной. Перелетных птиц явно беспокоят огненные всполохи под крылом. По крайней мере, линию фронта они пересекают молча. А может, их голоса глушит трескотня пулеметов.
Птицы на подсознательном уровне чувствуют исходящую снизу опасность. И это подтвердило полученное по электронной почте письмо. Во избежание последствий автор, учитель сельской школы, просит не называть координаты чрезвычайного, по его мнению, происшествия:
«Утром я нашел в своем огороде мертвого лебедя. А вскоре пришли двое военных и птицу забрали. ”Это, – сказали, – наша добыча”. А еще они похвастались, что ударили ночью из пулемета на шум пролетающей стаи, и вот результат… Надеюсь, вам, как пишущему о природе, мое сообщение пригодится. Если заинтересуют подробности, приезжайте».
Приглашением я не воспользовался. Такие истории в прифронтовой зоне – рядовое явление. С той лишь разницей, что жертвой обстрела стал не человек, а птица. Вместе с сородичами шла, ориентируясь на путеводную звезду, однако полет оборвала пулеметная очередь.
О письме я вспомнил спустя несколько часов. Вечером вышел на крыльцо перекурить и услышал в небе шум размашистых крыльев. Но, странное дело, птицы ходили по кругу. То ли высматривали местечко для ночлега, то ли искали невесть куда подевавшегося собрата.
Одинокий грибок на совершенно пустом пляже – тоже примета предзимья. Осенние шторма наделали дыр в крыше, а само сооружение накренилось под натиском всесокрушающих шквалов октября. Но за неимением других укрытий грибок еще способен сослужить службу.
Выбираю местечко под ним с таким расчетом, чтобы не лилось за воротник, и слушаю в исполнении дождя песню предзимья.
Дождь так же уютен, как и его сухопутный брат, который лучше всего переждать в копне сена. Только пахнет он не разнотравьем, а оседающей на стеклах маячных ламп солью.
Отсюда, из укрытия, мне видна башня маяка. Она выглядит очень массивной на фоне рыбачьих лачуг, чьи оцинкованные крыши дождь старательно укрывает холодным серебром.
Однако меня не покидает ощущение незавершенности. Хотя в этом царстве всего с достатком. В том числе сулящего приют запах сгоревшего каменного угля.
Некоторую ущербность испытал и после того, как перебрался на набережную, где две девицы кормили чаек сладкой булкой.
– Осторожнее, – предупредил я. – Глядите, как бы булку не оторвали вместе с руками.
– У нас полное взаимопонимание, – рассмеялись девицы. – Они – чайки, мы – Ларисы. В переводе с греческого тоже чайки.
Еще одну Ларису я обнаружил пять минут спустя. Существо двух лет от роду, опираясь на мамину руку, топало по парапету набережной, поверх которого была наброшена серебристая дорожка дождя.
– Бух, – сказала малышка и покосилась вниз, где о камни разбилась бродяга-волна.
– Бух, – подтвердила мать. – Только ты не бойся, волна послушных детишек любит.
И здесь я наконец понял, чего мне все это время недоставало. Буханья пушек, которое жители прифронтовой зоны слышат вот уже который месяц кряду. Оно въедливо, как сажа пепелищ, и будет сопровождать его везде. Даже там, куда не докатывается орудийная канонада.
Рыбацкое суденышко на сухопутном языке означает плавучий гроб с музыкой. Однако оно глубоко симпатично. Нечто подобное испытываешь при виде четырехмачтового барка, чьи паруса щедро наполнены музыкой странствий.
Она, эта музыка, до гробовой доски будет звучать в душе того, кто числился в судовой роли экипажа парусника. Точно так же пальцы запомнят планширь низко сидящего каюка, на котором однажды вышел в море.
Науку управления черным, словно крыло галки, баркасом я постигал под присмотром атамана рыболовецкой артели Василия Косогова с Кривой косы.
Атаману, как и остальным труженикам прибрежного лова, мичманка и китель с нашивками не положены. А в тяжелых сапогах и зюйдвестках они на людях не появляются. Это все равно, если подручный сталевара решит щегольнуть перед простыми смертными в испятнанной железными брызгами куртке.
Однако рыбака все равно узнаешь в толпе. По прилипшей к мочке уха чешуе, походке.
Точно такой при желании может обзавестись любой сухопутный гражданин. Для этого вполне достаточно часика полтора покувыркаться на качелях.
Но каюк на качели. С него при первых признаках расстройства вестибулярного аппарата не сиганешь.
Да и куда сигать-то? В набежавшую волну? Без нагрудника? Рыбаки спасательными жилетами откровенно пренебрегают. Не в силу бравады, разумеется. Просто, дополнительная одежонка мешает опрастывать ставники.
И уж совсем запротестовали парни из артели Косогова, когда военные велели брать на промысел бронежилеты. Сделано это после того, как несколько катеров были обстреляны с сопредельной стороны.
– Мы сомневаемся, защитит ли нас сухопутная броня, – заявили рыбаки. – Но зато на сто процентов уверены – в случае серьезной заварушки бронежилеты точно утянут на дно.