Я сказала правду

— Ах, вот как! — Мама ухватила меня за локоть так, словно собиралась арестовать. — Очень приятно было с вами познакомиться. К сожалению, сейчас нам нужно идти. Моя сестра очень много значения придает пунктуальности. А Герри еще предстоит на входе сфотографироваться для гостевой книги. И именно в этом платье. Я так и знала, что ты обязательно постараешься меня опозорить. И что я тебе только такого сделала, что ты никогда не хочешь меня слушать? Ну что это за помада? Ты что, красный сигнал светофора или молоденькая девушка?

— Красный сигнал светофора, мама.

Она потащила меня вверх по лестнице, но я успела бросить взгляд через плечо на Адриана. Он улыбнулся и поднял руки со сжатыми кулаками. Боже, ну как же мило он выглядит с этой сумасшедшей прической!

— Может быть, увидимся позже! После вальса с двоюродным дедушкой Августом, — бросила я.

— Да, — ответил Адриан. — Я точно буду время от времени выходить глотнуть свежего воздуха.

— Приятный мужчина, — заметила мама — Женат?

— Нет.

— Нетрадиционной ориентации?

— Тоже нет.

— Ну, вот видишь, — сказала мама, — надо чаще ходить в музеи.

Время до начала банкета тянулось бесконечно долго, будто жвачка. Особенно невыносимо стало после того, как я нашла место с карточкой, на которой было написано мое имя, — место это оказалось между двоюродным дедушкой Августом и двоюродным дедушкой Генрихом, и оба они попеременно щипали меня то за щеку, то за талию, то за бедро. Двоюродный дедушка Август хотел меня ущипнуть и за другое место, но, как только он попытался это сделать, я довольно сильно ударила его по руке столовой ложкой.

— Ай! — вскрикнул он. — С нами, стариками, вы спокойно можете немного подурачиться!

— В следующий раз я возьму вилку, — предупредила я.

Напротив меня сидели Тина с Франком, Хизолой, Хабакуком и Арсениусом. На Тине был такой же брючный костюм, как и на Лулу, только светло-коричневый.

— Есть, есть, хотим есть! — завопили Хабакук и Арсениус, стуча вилками по столу. Незадолго до этого я подарила им по айподу — конечно, с педагогической точки зрения это было не очень правильно, но деньги у меня сейчас водились, а они все правильно написали в своем послании. От изумления они как минимум еще четверть часа вели себя хорошо. Я оценила, что они не спросили про ноутбук или телевизор.

Но теперь они снова стали такими же, как обычно.

— У меня такое ощущение, что мы ужинаем с какими-то дикими туземцами, — произнесла двоюродная бабушка Адельхайд, которая сидела через два места от меня. — В наше время дети совсем не умеют себя вести. Когда мы были маленькими, нас били розгами, если мы не сидели тихо.

Это замечание очень заинтересовало Арсениуса и Хабакука. Они попросили бабушку Адельхайд рассказать поподробнее, и та поведала, как однажды учитель ударил ее так, что у нее кровь по ногам текла. Арсениус и Хабакук были в полном восторге.

— И когда же это было? — спросила двоюродная бабушка Элсбет (по крайней мере, я думаю, что это была Элсбет) с другого конца стола.

— Хм, в тысяча девятьсот… Хотя, может быть, я это тоже видела в каком-то фильме, — задумалась двоюродная бабушка Адельхайд.

— Красивое платье, — подметила Тина. — Тебе очень идет. Ты похудела, да?

— Может быть, немного.

— Я бы тоже предпочла платье, — жалобно сказала Тина. — Но мама настояла на этом брючном костюме…

— Он выглядит очень даже неплохо, — пыталась поддержать я сестру.

— Жалко только, что он цвета какашки, — добавил Хабакук, а Арсениус ту же завопил:

— Цвета поноса! Мама наложила в штаны! Мама наложила в штаны!

Дедушка Август вытащил какой-то листок из кармана.

— Мои стихи. Я без очков не вижу. Прочитай мне их, пожалуйста, моя дорогая внучатая племянница, — обратился ко мне дедушка.

— «Слушай, кто-то там идет, холла хи, холла хо, — прочитала я. — Наверное, это мой милок, холла хи-ха-хо». Дедушка Август, это оригинальный текст песни, ты должен сочинить свой.

— Да-да, — согласился тот. — Но мне как-то ничего в голову не пришло.

Мой сотовый в сумке заиграл симфонию «Юпитер»[36].

— Теперь этот зануда мне совсем не даст выступить, — запричитал двоюродный дедушка Густав. — А я так люблю петь. Это несправедливо. Я знаю столько прекрасных песен и пою просто великолепно. Женщины штабелями укладывались к моим ногам, когда я пел.

— Откуда эта прекрасная музыка? — поинтересовалась двоюродная бабушка Адельхайд.

— Из сумки Герри, — пояснила Тина. — Герри! Мы должны отключить сотовые.

Я вынула телефон из сумочки.

— Да, — прошептала я в трубку.

— Привет, милая. Чем занимаешься? — как ни в чем не бывало, спросил Оле.

— Он хочет оставить меня за бортом! Боится, что я привлеку к себе все внимание своим выступлением, — жаловался двоюродный дедушка Густав. — С этой его дурацкой игрой на пианино!

— Оле, сейчас неподходящий момент. Я на серебряной свадьбе в «Лексингтоне», о которой я тебе рассказывала, и сотовые здесь под строжайшим запретом, — прошептала я.

— В «Лексингтоне»? Ты уже видела Миа?

— Нет, пока еще нет, — ответила я. — Но у меня с собой перцовый баллончик на всякий случай.