Я служил в десанте

– Принесли бы больше, но стреляют, гады. Не дают подойти к воде. Но мы тоже не давали им подойти.

– Какая там вода – лужа!

– Какая ни есть, а вода.

Напоили раненых, в одной каске несколько глотков оставили и для нас. Спирт был вылит в эту воду.

– Братцы, – сказал Павлуша, подняв котелок, как заздравный бокал. – Если кто из нас останется жив, путь разыщет наших родителей и расскажет им о нас, что знает. А если будет возможность, то и поможет им в трудную минуту.

Мы записали адреса, обнялись и назвали друг друга братьями.

Я получил каску с водой последний. В ней был толстый осадок из земли и сверху небольшой слой воды. Едва я поднес каску к губам, в нашей балке один за другим стали рваться снаряды. Они рвали людей в клочья.

Балка было полна людей, и артиллерийский налет превратил ее в кровавое месиво. Воздух наполнился дымом и гарью. Сквозь разрывы слышались крики раненых.

– Ой, мамочка, руку… руку оторвало!

– Помогите!

– Братцы, помогите, погибаю!

Володя Остапенко стоял на коленях и окровавленными руками собирал перепачканные землей и мусором собственные кишки, пытаясь возвратить их в живот, распоротый осколком.

Очередной разрыв снаряда прикончил его мучения. Меня отбросило к стенке оврага. Я почувствовал, что кто-то подхватил меня под мышки и вынес из оврага. Помню смутно, как мы бежали вниз через пологое поле в соседний овраг. Жора и Павел почти волочили меня, но не бросали. Снаряды между тем продолжали рваться за нашей спиной.

Вот, наконец, и новый овраг! Мы съехали в него на спинах по крутому откосу и, очутившись на дне, долго лежали так, пытаясь отдышаться. Нас было человек пятнадцать.

– Ты ранен? – спросил меня Павлуша.

– Не знаю… Кажется, нет, – ответил я и ладонью провел по своему лицу. На ладони осталась кровь.

Павлуша осторожно провел по моему лицу рукой.

– Кровь из уха, малость контузило. Ничего, отойдешь. Полежи еще немного, а мы пойдем искать Невструева.

Они ушли, а я остался лежать на земле один. Мне стало страшно: а вдруг я их потеряю? Я поднялся на ноги и пошел за ними. Скоро я нашел их. Они стояли и смотрели на белую лошадь. Передние ноги лошади на уровне щиколоток были перебиты осколком и висели на коже. Она же, стоя на костях, щипала траву. Это было жутко. Мы с ужасом смотрели на нее. Возле валялось несколько трупов. Невструева среди них не было.

Мы перебежали в еще один овраг, надеясь найти там Невструева. На горизонте появилась цепь противника. По оврагу к нам приближалась толпа бегущих солдат.

– Плохи дела. Это паника, – сказал Кондрашов.

– Помогите остановить их, – сказал появившийся невесть откуда капитан.

Мы стали впереди него и, держа наготове оружие, заставили толпу остановиться.

– Куда бежите?

– Там немцы!

– Немцы кругом! Нужно воевать, а не бегать!

– А кто командовать будет?

– Я.

Солдаты с недоверием смотрели на капитана. Опасались провокации.

– Кто знает этого капитана?

Никто не знал. Цепь немцев приближалась. Капитан, торопясь, достал из нагрудного кармана гимнастерки свою офицерскую книжку. Подал окружившей его толпе.

– Коммунист?

– Да! – Он подал свой партийный билет.

– Командуй!

Сегодня слово «коммунист» воспринимается неоднозначно. Старшее поколение в своем большинстве явно или тайно уважает коммунистов, молодежь, тоже в своем большинстве, считает коммунистов виновниками всех своих бед. Но тогда коммунисты пользовались уважением. Коммунист не мог быть предателем. Пленных коммунистов немцы расстреливали. Я вступил в партию на фронте, когда единственной моей привилегией было первым подниматься в атаку. Я горжусь этой привилегией.

Времени терять было нельзя, и капитан это понимал.

– Ты, ты, ты, ты… Будете за главных. Берите себе солдат и располагайтесь по этой линии. Без моего приказа не стрелять! Беречь патроны!

– Вы, – обратился он к нам, – за мной.

Он отбежал метров на 50 выше по скосу. Приказал окапываться для стрельбы лежа. И сам начал окапываться.

Отсюда было видено, как бойцы готовились к обороне. За ними край балки, а дальше ровное, покрытое полынью поле и фигурки идущих в наступление немцев. Они горланили песню. До нас доносились их нестройные голоса. Они были пьяны. От этого в душе закипала злоба.

Откуда-то с тыла прибежал раненый, плюхнулся на землю около нас.

– Все!.. Конец!.. Там всех перебили.

– Не скули! – приказал капитан.

Мы знали: раненые обычно склонны к панике. Над нами очень низко пролетел «мессершмитт» Не стрелял, не бросил бомбу. Видимо, оценивал обстановку.

Между тем цепь немцев подошла ближе. Открыли огонь из автоматов. Появились первые раненые и убитые. Наши отвечали одиночными выстрелами.

– Беречь патроны! – крикнул капитан.