Я, собачка

– Не знала, – еще тише ответила она, рассматривая заломы Бабочкиной рубашки, в которых, как ей казалось, можно спрятаться – но только если ты очень маленький. Марина еще не выросла. Марина не стыдилась сбегать от гостей в складки чужой одежды.

– Я Виктор. – Шкаф вернул ей любезность, вложил в горячую и потную ладонь, после чего мгновенно утратил интерес, выпуская из-за своей спины человека поменьше.

Людей – в Маринином крошечном мире – частенько поглощали сказочные образы. Отдельные фрагменты внешности, разрастаясь до невероятности, прятали за собою все прочее, намертво приковывали внимание. Так Бабочкины ногти подарили ей тончайшие, покрытые серебристой пыльцой крылья; прошлое Маленькой Женщины превратило ее в балерину из шкатулки, забывшую, как танцевать, а широкие плечи Шкафа будто подпирали потолок, не давая тому рухнуть. Представший же перед Мариной мужчина был неопрятным, худощавым. Обычным. Она цеплялась глазами – за очки, коричневую вязаную безрукавку над таким же скучным коричневым свитером, отросшие волосы и небритость подбородка, – но соскальзывала, точно по недавно подмерзшей хляби.

– Извините, – первым делом сказал мужчина, и глаза его полностью скрылись за бликами очков. Он будто хотел спрятаться за растянутым свитером, болтающимися джинсами и толстыми носками. И Марина, уцепившаяся за Бабочкин рукав, понимала его.

Когда мужчина открыл черную дыру вместо рта, кухню озарила собой Маленькая Женщина. Она была искоркой в платье, посыпанном белым горошком, в туфлях на венозных ногах. Она показывала в улыбке зубы – наверняка выловленные из стакана, желтоватые, но ровные – и разглаживала наряд, прогоняя сухими ладонями почти не заметные складочки.

– Витюша! – Маленькая Женщина бросилась в широкие объятья Шкафа, безошибочно вспомнив его имя. В крохотной коробочке ее памяти, где путались дни, недели и собственные дочки, он, видимо, занимал особое место.

– Маргарита! – Он приподнял Маленькую Женщину, оторвав от пола ее ноги, передавленные тонкими ремешками туфлей. – Это вы для меня принарядились?

– А для кого еще? – кокетливо заметила она. Нос Марины защекотал острый запах – как когда она сунулась в мамину коробку с пряностями. Он тянулся тонкой змейкой от Маленькой Женщины и не был ни сладким, ни горьким – от него просто хотелось чихнуть.

– А это мой старый знакомый. – Шкаф указал на мужчину, о котором Марина успела забыть, настолько тихим и непримечательным он был. – Денис Аркадьевич. Он приехал по объявлению. Заинтересовался старыми игрушками.

– Ань, ты опять что-то за моей спиной вертишь? – возмутилась Маленькая Женщина. Она не умела стоять строго, зато старательно хмурила морщинистое лицо.

– Ангелина, мам, – раздраженно поправила Бабочка, и Марина поняла: она бы тоже устала изо дня в день повторять собственное имя, оно и без того ей не слишком нравилось. – Да, после ремонта столько старья осталось! Часть я на барахолку отвезла, а часть решила продать. Деньги не лишние, мам. Никогда. Или, думаешь, лекарства твои бесплатно раздают?

Когда начались взрослые темы, Марина незаметно скрылась. Она не понимала – ни в деньгах, ни в барахолках, ни в лекарствах: сама она пила только медвежий сироп от кашля, когда температура уползала вверх по столбику градусника, – зато мастерски пушила петрушку на салатных горах. Так говорила бабушка. Поэтому, забравшись на стул с ногами, Марина приподняла опустившийся хохолок на майонезном холме и попыталась превратить в венец. А за ее спиной разворачивался, тускло блестя чешуйками, разговор, который все равно влетал в любопытные уши и щекотал голову изнутри.

– Меня, – это говорил Денис, он делал длинные паузы между словами, будто давясь каждым из них, – интересует с… собачка, – сказал и сглотнул.

Марине стало немного жаль его. В первом классе, куда она гордо пошла по желтым листьям в прошлом году, у них был похожий мальчик. Он спотыкался о вопросы, жевал предложения и неумело сражался с домашней работой. Прочие мальчики не любили его, дразнили жопоголовым – и другими, не менее обидными словами, – и Марина не понимала почему. А потом папа объяснил: потому что он отличается. И, собрав в ладони умные мысли, бережно и понятно вложил их Марине в голову.

Нельзя дразнить тех, кто отличается, так они не научатся: дружить, общаться, понимать, работать. Денис, которому Марина, тайком выглядывающая из-за взбитой ваты волос, могла дать и тридцать, и сорок, и даже пятьдесят, похоже, правда не научился. И мир, посчитав его лишним, наградил его самой страшной особенностью – невидимостью. Не той, которая позволяет тайно пробираться в кинотеатр и смотреть все интересные новые мультики, а той, которая ластиком стирает человека, оставляя лишь невзрачный, но раздражающий контур.

– Ей должно быть… лет восемь, – продолжил Денис.

Обернувшись, Марина увидела, как он поднял руку – так на уроке слипшиеся в цветастую массу ученики привлекали внимание учителя.

– Восьмилетняя плюшевая собака? – ахнула Маленькая Женщина, закрыв руками белый горох на своей груди. – Да зачем она вам, ей-богу, Денис… как вас там?