Я, собачка

– Я не угадал, – признался Принц, когда Марина выросла на пороге, удерживая трясущимися руками тарелку и кружку. – Просто услышал, где-то за неделю до твоего появления, как Ангелина с кем-то трепалась. Что им нужна собачка, непременно девочка, до девяти лет. Но с собаками, видимо, не везло. А потом так кстати появилась ты – совершенно неожиданно на всех. – Он помолчал, а пальцы его заплясали в одеяле, как при первой встрече. – Я постоянно лежу. И могу только слушать-слушать-слушать. – Ощетинившийся иглами голос вновь стал спокойным. Принц сосредоточился на кроватных складках, перебирая их.

Тарелка уселась на стул, где раньше стоял полный пены таз, закрывая своими полями мокрые пятна. На самом верху холма из еды мятая курица гордо держала вилку как штандарт. Марина старательно смотрела на округлый кончик вилки, но предательские уголки глаз все равно выхватывали ломаные движения Принца.

Марина не хотела верить придумкам запертого мальчишки. Особенно такого жестокого. Ведь та же Бабочка заботилась, она созванивалась с мамой и говорила конкретные цифры. А еще она куда более взрослая и ответственная. Это она забрала Марину, это она отдала Марине свою комнату, это она показывала Денису собачку, которая совершенно точно Мариной не была.

– Тебе говорили, что ты злой? – сердито бросила Марина, вмиг вспомнив, почему вчера ей было так тягостно в этой комнате. – Злой и противный!

– Не беси меня, – шикнул Принц и принялся ковырять поджившую губу, восстанавливая в ней недавно кровоточившую трещину. – Знаешь, сколько тут было таких, как ты? Медведь, божьи коровки, змея. И все пропавшие без вести. Однажды и твой плакат появится на вокзале. Что вытаращилась? Думаешь, откуда про плакат узнал? Я, в отличие от тебя – от всех вас, – слушаю! И я, в отличие от тебя – от всех вас, – не пропал.

Может, он и был прав, и она действительно не хотела слушать. По крайней мере, прямо сейчас. Марина и без того отдала свое постельное белье, обрекая себя засыпать на голой, неправильной кровати. Марина пожалела даже, что налила Принцу самый вкусный сок – мультифруктовый. Будь она и вправду кошкой, а не собакой, – без сожаления бы ударила по чашке лапой, сбросила ее на пол. Желание помочь растворялось, таяло снегом в теплых ладонях. Марина уже представила, как жалуется на Принца маме, а та, поглаживая ее по волосам и подцепляя пальцами завитки, называет мальчишек дураками, которым бы только силу демонстрировать и играть. У Принца не было ни силы, ни игр. Только белое судно под кроватью и чья-то, явно не его, футболка – слишком большая даже для его палочно-длинного тела.

– Тебя родители не учили вежливости? – Марина прижала кулаки к бокам.

Папа, конечно, объяснял, как это сложно – тяжело болеть. Но Принц был пугалом от людей и отлично с этой работой справлялся.

– Какие родители? – Принц скрыл кривую улыбку ладонью, под которой вскоре показалась кровавая капля, собиравшаяся упасть на Маринин чистый пододеяльник.

Ей вспомнились разговоры про козу Аньку, рогатую маму Принца, швырнувшую его на хрупкие крылья Бабочки и тонкую спину Маленькой Женщины. При этом отца будто не было вовсе, и Принца вылепила неумелыми руками его мама, забывшая о том, что люди обычно умеют ходить и говорить, не впрыскивая при этом яд под чужую кожу.

– Мама, – невозмутимо ответила Марина, сжав в неколебимую линию дрожащие губы, за которыми от обиды становилось кисло. – Или бабушка. – Марина вспомнила добрую, хоть и местами строгую, как и все бабушки, Маленькую Женщину.

– Моя мать могла прийти домой пьяная, обоссаться в колготки и уснуть в коридоре. Моя мать могла погнать меня в магазин за водкой. А я не дорос еще. И у меня есть выбор, как в игре, посраться с продавцом или отхватить от матери. Ты о такой вежливости?

Принц ловко, двумя пальцами выловил затерявшуюся под салатом оливку, безошибочно углядев ее зеленый бок, и отправил в рот, демонстрируя Марине всю свою взрослость: ведь не поморщился даже.

– Эта сука приматывала меня ремнем к батарее, потому что я, как она считала, слишком выделываюсь. Мама, Марина, – ее имя прозвучало резко, и в первую секунду она подумала даже, что лучше бы вновь назвал собачкой, – это не кокон из тепла и объятий. Это человек. Не всесильный, не всезнающий, просто взрослый. Перед которым ты – зверюшка, маленькая, молчаливая и слабая. Тебя могут любить, кормить, наряжать в смешные комбинезончики. А могут вышвырнуть на улицу.

– А тебя? – Марина проглотила ответ и вытерла губы от его горького привкуса. Она верила, но не до конца, ведь ее мама была коконом, и мамы ее подруг были коконами, и даже бабушка, мамина мама, была коконом, пусть и слегка шершавым изнутри, дарящим тепло и душевные ссадины. – Тебя вышвырнули?

– Отдали другим хозяевам, – сказал Принц и добавил то, от чего любопытство внутри Марины заскреблось и зачесалось: – Не бесплатно, конечно.