Но вернемся на подмостки старого «Театра Сары Бернар». Гастроли открывались спектаклем «В дороге», переименованном в «Carrefour» – «Перекресток». Спектакль шел один день 2-го мая, зато два раза подряд – в 14.30 и вечером в 20.30. С 3 по 5 мая был представлен «Дядюшкин сон», в прологе которого Бортников читал 66-й сонет Шекспира в переводе Бориса Пастернака. С 6 по 8 мая русские эмигранты в Париже могли наслаждаться лермонтовским «Маскарадом».
На следующее утро после премьеры «Перекрестка» на сцене «Театра Сары Бернар» Геннадий Бортников проснулся международной звездой. Спектакль произвел фурор. Для французской театральной критики сюрпризом явилось то, что режиссером спектакля оказалась мадам, и то насколько талантливо мадам осуществила свою постановку. Столичные газеты, пестря портретами Бортникова, захлебывались наперебой:
5 мая. “Le Monde”. «Русские потрясли Париж, на их перекрестках «В дороге» Виктора Розова собралась вся элита. Сама пьеса и игра актеров – откровение, особенно молодой хиппи в блестящем исполнении столь же молодого Бортникова, игра которого завораживает».
6 мая. «Звезда Жерара Филипа вновь взошла над Парижем в облике русского артиста Геннадия Бортникова».
8 мая «Суар де Пари». «Потрясающий успех русских! Парижане рукоплещут Бортникову, русскому Жерару Филипу. В зале среди публики: Симона Синьоре, Ив Монтан, Марина Влади, Серж Реджани, Мишель Симон, Ален Делон».
Спустя шесть лет после своего ухода, тень Жерара Филипа промелькнула над сценой парижского театра. Для французов Жерар Филип остался незаменимой утратой. Театральные критики, восхищаясь уникальной гармонией дарования Жерара, в один голос свидетельствовали о том, что он один соответствовал «золотому сечению» молодого героя. Его совершенная фигура выдерживала любую одежду. Когда хорошая роль, достойный текст, вдохновенное одобрение зрителей поддерживали его, – все в нем – его движения, его голос, его порыв, сияние его лица – все становилось песней.
Гена Бортников, обладавший той же харизмой, («харизмос» – с др. греческого – дар богов – особая одаренность личности, способность взывать к сердцам) напомнил парижанам их кумира. На Фестивале театра Наций Бортников за свою игру удостаивается двух главных премий: критики и публики.
Очутиться в Париже в возрасте Жюльена Сореля – ой ля-ля, это чего-то стоит… В очередь последовали встречи с журналистами, приемы в посольстве. Его знакомят с сестрой Лили Брик, Эльзой Триоле, с бокалом подходят родственники Достоевского. Ани Жирардо шепчет ему что-то на ухо, сам он вступает в шутливое поэтическое состязание с любимцем парижан Жаком Брелем. Ален Делон передает приглашение на ужин.
Официоз приемов сменяется шляньем по местным квартальчикам и не всегда в составе пятерки. А еще, вывернув на Монмартр, запрокинуть голову на белый шлем Сакре-Кер, приземлиться в кабаре на запретно-манящей Пляс Пигаль, завернуть за угол, где в тесном клубе играет легендарная четверка из Ливерпуля. Серж Лифарь, отложив репетиции в Гранд-Опера, накидывает шарф на шею юного Бортникова и тянет его за собой в кафешку «брассери» на набережную Сены. Весенний парижский воздух с нотками морского бриза, как дорогой парфюм, коктейльный след от барж, пляшущий зайчиками по воде, ветерок по волосам. Но в этом ветерке для бывшего семинариста звучит и напутствие-предостережение от Завадского: «Будь осторожнее с Лифарем, у него дурная репутация».
Игра с городом продолжается на грани импровизации, и сам Париж разве не идеальная площадка для нее? Ночью проникнуть внутрь собора Нотр-Дам, официально закрытого на ремонт, карабкаясь по строительным лесам с отвагой Фанфана и сноровкой Гавроша, под узоры готических витражей и гримасы горбатых горгулий. Дозорный обход полицейских останавливает неожиданный визит ночных гостей. Выручает двойника Жерара Филипа, сопровождающий его русскоговорящий француз, велевший Бортникову молчать: «Господа, разве вы не в идите, что перед вами чокнутый, сумасшедший… идиот, князь Мышкин?».
По утрам в холле гостиницы приставленное лицо в пиджаке с неизменным галстуком, бледнея и краснея от волнения, поочередно вопрошало всех: «Кто и где видел Бортникова в последний раз?»
Итак, наш премьер остался в глазах и памяти парижан, кратко просияв с обычной своей неотразимостью, так что спустя пол века, Даниэль Дарье, сыгравшая госпожу де Реналь в фильме «Красное и черное», в возрасте 98 лет еще вспоминала русского Жерар Филипа – Геннадия Бортникова.
«Я хотел бы жить и умереть в Париже…».