Но когда публика начала бодро реагировать на происходящее на площадке, я, глядя на игру своих товарищей, стал просто зрителем и, осмелев, громко смеялся и пару раз пытался аплодировать, чем вызвал укоризненные взгляды некоторых экзаменаторов. Но вот дошла очередь и до меня. В щель двери выглянула растерянная физиономия моего партнера. Он делал мне какие-то знаки. Тогда я громко произнес: «Начинай, Толя! Я здесь! И, пробираясь между рядов публики, начал произносить свои первые реплики. Нашу сценку «Поэт» принимали очень хорошо. Завадский смеялся вместе со всеми. Режиссер Анисимова-Вульф улыбалась, держа в руке дымящуюся папиросу. Показ был закончен. Всех поблагодарили и предложили звонить в театр на другой день – узнать о результатах.
Наконец-то я оказался в окружении своих товарищей и стал объяснять, каким образом оказался среди экзаменующих. В это время из дверей зала появился какой-то забавный старичок с четками в руках и строго заявил: «Бортников, вернитесь в зал!» Первый вопрос, который мне задал Завадский, был о том, почему я не показал сцену из дипломного спектакля. Я стал нести какую-то околесицу насчет того, что внезапно заболела моя партнерша и, что, готовя к показу сюртук моего чеховского Тузенбаха, я случайно прожег его утюгом.
Я ждал сурового осуждения, но Завадский и Анисимова-Вульф не утратили хорошего расположения. Завадский произнес: «Познакомься, это Ирина Сергеевна, а это директор театра Михаил Семенович Никонов». – Я узнал Наташиного отца, с которым мы оказались в одной ложе на премьере «Короля Лира». – «Завтра в три я жду вас в дирекции» – сказал он. Оказавшись на улице (мои товарищи уже покинули театр), я долго не мог прийти в себя и не знал, что мне теперь делать. Все же я решил позвонить своему педагогу Е. Морес и рассказать о том, что произошло в театре Моссовета.
«Ирина Сергеевна – хороший режиссер, отличный педагог, а Завадский, что тут говорить, любимец Станиславского!» Эти ее слова меня окончательно добили. Я корил себя за то, что так легкомысленно познакомился с ними, что, видимо, у них сложилось не то должное впечатление обо мне, на которое я мог рассчитывать. И все же на другой день я появился в театре и был препровожден в кабинет директора Никонова. Его дочь Наташа, кстати, не показывалась в театр Моссовета. И впоследствии служила в Театре на Малой Бронной.
Итак, я вошел в кабинет директора. Никонов протянул мне руку и усадил в кресло возле стола. Сел сам. Поворошил какие-то бумаги на столе, махнул рукой и поднял телефонную трубку: «Зоя Ивановна, принесите-ка три чашечки кофе». Положил трубку и, подмигнув мне, извлек из ящика стола две небольшие рюмочки и бутылку коньяка. «За знакомство», – улыбаясь, сказал он. Мы выпили. В дверь постучали. Опять подмигнув, Никонов убрал рюмки и коньяк в стол. Появилась секретарь Зоя Ивановна, держа поднос с кофе, пропуская И. С. Анисимову-Вульф.
Вот тут между нами и начался разговор, который должен был решить начало моей театральной судьбы. Ирина Сергеевна сказала, что с начала нового сезона она приступает к работе над пьесой В. Розова «В дороге» и что роли в будущем спектакле уже распределены. Но, узнав о том, что Бортников был основной кандидатурой на эту роль в кино, руководство театра решило посмотреть меня. Мой «спонтанный» показ удовлетворил их, и Ирина Сергеевна считает, что моя индивидуальность и, как ей показалось, мой внутренний потенциал совпадает с ее видением героя этой пьесы. К тому же с нового сезона в театр приглашена молодая актриса, уже хорошо заявившая о себе в кино, ленинградка Нина Дробышева, которая представляется режиссеру отличной кандидатурой на роль Симы.
К тому времени я уже и забыл об эпизоде, связанном с Мосфильмом и сценарием Виктора Розова. В кабинете Новикова известие о том, что сценарий «АБВГД» превратился в пьесу, стало для меня ошеломляющей новостью. Я залпом выпил поданный мне кофе и, выдержав паузу, глубокомысленно произнес: «Хотелось бы прочитать эту пьесу». Улыбнувшись, Ирина Сергеевна сказала, что Михаил Семенович все организует и, протянув мне руку, вышла из кабинета.
Не помню в деталях, что происходило дальше. Помню только, что директор протянул мне увесистую папку с пьесой, извлек из кипы бумаг два экземпляра «Трудового соглашения» с массой пунктов и подпунктов, где уже была проставлена моя фамилия. Говорил об увлекательной возможности дебютировать в главной роли в театре самого Завадского, с известными актерами, в постановке замечательного режиссера.