Читаем «Я собираю мгновения». Актёр Геннадий Бортников полностью

Но когда публика начала бодро реагировать на происходящее на площадке, я, глядя на игру своих товарищей, стал просто зрителем и, осмелев, громко смеялся и пару раз пытался аплодировать, чем вызвал укоризненные взгляды некоторых экзаменаторов. Но вот дошла очередь и до меня. В щель двери выглянула растерянная физиономия моего партнера. Он делал мне какие-то знаки. Тогда я громко произнес: «Начинай, Толя! Я здесь! И, пробираясь между рядов публики, начал произносить свои первые реплики. Нашу сценку «Поэт» принимали очень хорошо. Завадский смеялся вместе со всеми. Режиссер Анисимова-Вульф улыбалась, держа в руке дымящуюся папиросу. Показ был закончен. Всех поблагодарили и предложили звонить в театр на другой день – узнать о результатах.

Наконец-то я оказался в окружении своих товарищей и стал объяснять, каким образом оказался среди экзаменующих. В это время из дверей зала появился какой-то забавный старичок с четками в руках и строго заявил: «Бортников, вернитесь в зал!» Первый вопрос, который мне задал Завадский, был о том, почему я не показал сцену из дипломного спектакля. Я стал нести какую-то околесицу насчет того, что внезапно заболела моя партнерша и, что, готовя к показу сюртук моего чеховского Тузенбаха, я случайно прожег его утюгом.

Я ждал сурового осуждения, но Завадский и Анисимова-Вульф не утратили хорошего расположения. Завадский произнес: «Познакомься, это Ирина Сергеевна, а это директор театра Михаил Семенович Никонов». – Я узнал Наташиного отца, с которым мы оказались в одной ложе на премьере «Короля Лира». – «Завтра в три я жду вас в дирекции» – сказал он. Оказавшись на улице (мои товарищи уже покинули театр), я долго не мог прийти в себя и не знал, что мне теперь делать. Все же я решил позвонить своему педагогу Е. Морес и рассказать о том, что произошло в театре Моссовета.

«Ирина Сергеевна – хороший режиссер, отличный педагог, а Завадский, что тут говорить, любимец Станиславского!» Эти ее слова меня окончательно добили. Я корил себя за то, что так легкомысленно познакомился с ними, что, видимо, у них сложилось не то должное впечатление обо мне, на которое я мог рассчитывать. И все же на другой день я появился в театре и был препровожден в кабинет директора Никонова. Его дочь Наташа, кстати, не показывалась в театр Моссовета. И впоследствии служила в Театре на Малой Бронной.

Итак, я вошел в кабинет директора. Никонов протянул мне руку и усадил в кресло возле стола. Сел сам. Поворошил какие-то бумаги на столе, махнул рукой и поднял телефонную трубку: «Зоя Ивановна, принесите-ка три чашечки кофе». Положил трубку и, подмигнув мне, извлек из ящика стола две небольшие рюмочки и бутылку коньяка. «За знакомство», – улыбаясь, сказал он. Мы выпили. В дверь постучали. Опять подмигнув, Никонов убрал рюмки и коньяк в стол. Появилась секретарь Зоя Ивановна, держа поднос с кофе, пропуская И. С. Анисимову-Вульф.

Вот тут между нами и начался разговор, который должен был решить начало моей театральной судьбы. Ирина Сергеевна сказала, что с начала нового сезона она приступает к работе над пьесой В. Розова «В дороге» и что роли в будущем спектакле уже распределены. Но, узнав о том, что Бортников был основной кандидатурой на эту роль в кино, руководство театра решило посмотреть меня. Мой «спонтанный» показ удовлетворил их, и Ирина Сергеевна считает, что моя индивидуальность и, как ей показалось, мой внутренний потенциал совпадает с ее видением героя этой пьесы. К тому же с нового сезона в театр приглашена молодая актриса, уже хорошо заявившая о себе в кино, ленинградка Нина Дробышева, которая представляется режиссеру отличной кандидатурой на роль Симы.

К тому времени я уже и забыл об эпизоде, связанном с Мосфильмом и сценарием Виктора Розова. В кабинете Новикова известие о том, что сценарий «АБВГД» превратился в пьесу, стало для меня ошеломляющей новостью. Я залпом выпил поданный мне кофе и, выдержав паузу, глубокомысленно произнес: «Хотелось бы прочитать эту пьесу». Улыбнувшись, Ирина Сергеевна сказала, что Михаил Семенович все организует и, протянув мне руку, вышла из кабинета.

Не помню в деталях, что происходило дальше. Помню только, что директор протянул мне увесистую папку с пьесой, извлек из кипы бумаг два экземпляра «Трудового соглашения» с массой пунктов и подпунктов, где уже была проставлена моя фамилия. Говорил об увлекательной возможности дебютировать в главной роли в театре самого Завадского, с известными актерами, в постановке замечательного режиссера.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное