«Я собираю мгновения». Актёр Геннадий Бортников

Он всегда был на равных с человеком любого сословия. Несмотря на то, что в театре существует очень жесткая иерархия, даже в буфете. А ведь Завадский происходил, между прочим, из старинного рода, – среди его предков – Аренский, Баратынский. Однажды на очередной беседе в театре, рассказывая о своем замысле спектакля по рассказам Горького, он заявил, что очень близок к народу и даже сам «из народа». На что Вера Марецкая немедленно среагировала: «Какой, к черту народ? Вы же – потомственный дворянин!» «Да, – ответил Завадский, – но я помню, что в нашем имении я дружил с сыном конюха».

В определенные периоды жизни он стремился к экспериментам, к новаторству. Ему импонировали актерская заразительность, свобода выражения своей позиции, пусть иногда и основанная на недостатке опыта и наивной непосредственности. Он мучительно переживал наметившийся дисбаланс труппы – «взросление» его учеников, неспособность иных актеров поддержать его художественные принципы. Завадский рассказывал, как подобные проблемы преследовали его еще в далекие студийные годы. Как-то он решил поставить пьесу своего друга, впоследствии замечательного поэта, Павла Антокольского «Кукла инфанты». Это была поэтическая сказка, где действовали фантастические персонажи. Спектакль был задуман как величественное зрелище с филигранной нюансировкой, а оказалось, что при имеющемся составе труппы нет возможности сделать его таким.

Юрий Александрович был тонким ценителем «великой музыки» и не пропускал ни одного громкого московского концерта. Завадский познакомил меня с великим С. Рихтером. Несколько раз мы вместе оказывались на его концертах. Однажды, вспоминая один из концертов, я заметил, что гениальный пианист исполнил Бетховена совершенно по-новому. Завадский вспыхнул, в его глазах сверкнули молнии, он возразил: «Рихтер велик не тем, что каждый раз играет Бетховена по-разному, а тем, что, однажды найдя решение, он каждый раз играет как будто впервые, отчего его исполнение делается неповторимым». И чуть понизив голос, добавил: «Вот этой неповторимости мы и должны добиваться в каждом спектакле».

Вот он – Юрий Александрович Завадский. Он рядом – и не потому, что в моей комнате висит его портрет, написанный мною и подаренный ему к его семидесятилетию, а потом унесенный из осиротевшего кабинета Завадского в театре. Нет! Он рядом, но как бы во сне-реальности – по-юношески азартный, обидчивый, ревнивый, непосредственный, злой, душевно богатый, непредсказуемый.

Показ в театр Моссовета

Девушка с моего курса, Наташа Никонова, с которой я дружил, была дочерью знаменитой актрисы детского театра Валентины Сперантовой и директора театра им. Моссовета. Однажды Наташа сказала: «Хочешь пойти на премьеру?»

– Что смотреть? – спросил я. – «Короля Лира» Шекспира. Нас усадили в директорской ложе! Зазвучала музыка, открылся занавес, и я, как завороженный, стал смотреть на замкнутое пространство сцены, где закипали шекспировские страсти. Пространство сцены постепенно увеличивалось, и фантазия свободно парила в удивительном поэтическом мире Шекспира. Но вот закончился спектакль. Загремели овации в зрительном заде. Публика вызывала актеров и вдруг актеры тоже стали аплодировать вместе со зрителями, и на сцену вышла… та самая элегантная дама, которую я уже видел на премьерах спектаклей с Любовью Орловой.

Она почти не изменилась, только рядом с мощной фигурой Мордвинова – Лира – показалась какой-то эфемерно хрупкой, трогательно-беззащитной. «Это – Ирина Сергеевна», – шепнула мне Наташа. «Знаю! – гордо ответил я. – Это Анисимова-Вульф». Мы поднялись со своих мест и наткнулись на человека в очках, который стоял позади нас. «А это мой папа» – сказала Наташа. «Бортников», – представился я. «Знаю, знаю, наслышан, – улыбаясь, сказал он. – Мне говорил про тебя Радомысленский». И коротко произнес, протягивая мне руку: – Никонов, директор театра.

Заканчивая школу МХАТ, я играл в двух дипломных спектаклях – в пьесе К. Симонова «Под каштанам Праги» в роли Стефана и в чеховских «Трех сестрах» в роли Тузенбаха. Константин Симонов смотрел спектакль по своей пьесе, хвалил всех и персонально меня. Это было приятно. Поэт – личность, красавец-мужчина. Ходили легенды о его отношениях с любимицей публики Валентиной Серовой, служившей одно время в театре Моссовета и работавшей с И. С. Анисимовой-Вульф. Этот факт я уже персонально отметил для себя, ибо стал интересоваться историей этого театра и посмотрел ряд спектаклей.