Драмкружком руководила очень мудрый педагог, актриса московского ТЮЗа Варвара Ивановна Стручкова. Она не раз убеждала меня в том, что нужно получить какое-то образование. В конце концов я поступил в вечернюю школу. Еще учась в школе рабочей молодежи, я подал документы «безнадежно», (понимая, что не примут без окончания 10 классов), в Школу-студию МХАТ. Приемную комиссию в тот год возглавлял ректор Вениамин Захарович Радомысленский. За столом среди экзаменаторов сидела Вера Юлиановна Кацнельсон и другие актрисы театра. Одно из напутствий для поступающих, озвученное в коридоре, заключалось в том, чтобы при чтении обязательно общаться с приемной комиссией, смотреть членам комиссии прямо в лицо. Войдя в комнату, я сразу начал с монолога «Скупого рыцаря» А. С. Пушкина и тут же бросился общаться: «Как молодой повеса ждет свиданья» – выразительный взгляд в сторону Веры Юлиановны – «С какой-нибудь развратницей лукавой», – разворот к другой актрисе из комиссии – «Иль дурой им обманутой, так я весь день минуты ждал, когда сойду в подвал мой тайный, к верным сундукам…». В конце монолога вытащил из кармана связку больших ключей, заготовленных заранее, якобы от сундуков с золотом. Ходят легенды, что на анкете Радомысленский начертал: «Странный, но оригинальный экспонат. Обратите внимание!»
В итоге меня приняли, и школьные экзамены я сдавал экстерном. Я был очень рад, что выбрал Школу-студию МХАТ, хотя был уже зачислен во ВГИК. Хохлова, знаменитая актриса немого кино, допустила меня без экзаменов до последнего тура. В Школе-студии я сразу окунулся действительно в благородную атмосферу. Мне удалось прикоснуться к мастерству и интеллекту таких знаменитых мхатовцев как Алла Тарасова, Алексей Грибов, Михаил Кедров, последний, сын священника, окончил Московскую духовную семинарию. Из актеров моим идеалом были Михаил Чехов, Николай Симонов.
Первый выход на студенческой сцене состоялся в спектакле «Золотой мальчик» К. Одетса вместе с Владимиром Семеновичем Высоцким. Я уже тогда был под обаянием его индивидуальности, но он не был еще так знаменит. В перерыве между занятиями, когда мы спускались вниз покурить, Высоцкий с гитарой обычно показывал свои песни. Когда я перешел на второй курс, выпускной курс Высоцкого готовил дипломный спектакль, и у них не хватало исполнителей. Володя подошел ко мне и сказал: «Хочешь играть в моем спектакле?» Это был спектакль о спорте, сам он играл боксера, я по своей субтильности согласился на роль тренера-массажиста. Помню, он за меня очень волновался, нервничал, подсказывал какие-то ходы.
Актер Художественного театра Леонидов как-то сказал, что работа актера – это отдых, а отдых – это его работа. Мне кажется, что точнее определить жизнь людей нашей профессии невозможно. В театре, как и в любом другом искусстве, нужен мир художественных иллюзий, куда бы актер мог погружаться каждый день. Ну а жизнь – это, конечно, не только источник всех проблем, но и источник вдохновения. Я с удовольствием играю своих сверстников: то, что волнует их, – это и мои проблемы. Мне очень повезло, что я начинал с розовских пьес. Тогда не было более симпатичного драматурга, который мог бы вывести на сцену людей моего возраста – девятнадцати – двадцати двух лет.
Я очень люблю зрительный зал. Но стараюсь не идти у него на поводу: ведь не всегда успех бывает заслуженным. Он всегда разный и неожиданный, а неожиданность манит. Чувствовать зал, верить, что это твой собеседник, – моя обязанность. Бывает очень обидно, когда зритель не пытается понять твое искусство. А ведь единение с ним – это, пожалуй, самое дорогое и желанное.
Реальность и легенда
В силу своего юного возраста и легкомыслия я не подозревал, что судьба может распоряжаться человеком. В Школе-студии на нашем курсе наставниками были именитые мхатовские актеры: Евгения Морес (знаменитая травести), Александр Комиссаров (исполнитель роли Скамейкина в кинофильме «Цирк»), Софья Пилявская. Мог ли я предположить тогда, что эти уважаемые люди с молодых лет были связаны с теми, с кем судьба распорядится связать и мою творческую жизнь. В их разговорах рядом с именами Станиславского, Вахтангова, Мейерхольда звучали имена Юрия Александровича Завадского и Ирины Сергеевны Анисимовой-Вульф. И мог ли я в самом радужном сне увидеть себя на одной сцене с Мордвиновым и Пляттом, Раневской и Орловой? Чувствовать присутствие в полумраке зрительного зала за режиссерским столиком И. С. Анисимову-Вульф, проходить репетицию с самим Завадским? Конечно, нет. Я тогда мало верил в судьбу.