«Я собираю мгновения». Актёр Геннадий Бортников

В детстве кроме возни с животными я был очень привязан к книгам, карандашам и телевизору. Маленький голубой экран в моем представлении был полон неизъяснимого волшебства. Таинственная информация, которую можно было извлечь из этого ящика буквально будоражила душу. Влекло все: показ фильмов тридцатых, сороковых годов и особенно малоизвестных в ту пору зарубежных кинолент. Фрагменты из фильмов Чаплина я воспринимал как откровение.

За голубым экраном, в жизни все у меня складывалось как-то поперек: меня пытались подготовить в Суворовское училище, а мне захотелось попробовать себя в неизвестных областях жизни, например, в религии. Поскольку меня не слишком опекали, со школой удалось расстаться без проблем. И я отправился в Загорск поступать в духовную семинарию, правда, там мне объяснили, что без согласия родственников принять меня не смогут. Но я все-таки побыл там какое-то время, что-то понял, попробовал руку в написании икон. Любовь к изображению ликов сохранилась у меня с тех пор. Потом вернулся отец, который в то время жил за границей, и просветил меня, что Бога нет. Пришлось идти на производство.

При Первом государственном подшипниковом заводе тогда существовало учебное заведение с очень романтическим названием: «Машиностроительный техникум имени Ф. Э. Дзержинского». Какое отношение имел Дзержинский к машиностроению, не знаю, но в этом техникуме я и оказался. Мы не только учились, но сразу же стали работать. Там я тоже столкнулся с определенными сторонами жизни, которые мне, к сожалению, не часто пришлось потом воплощать в театре и кино. Уже на втором курсе, вычерчивая какую-то схему, я вдруг понял, что занял не свое место. И не только, потому что был ленив и меня не устраивали нагрузки по геометрии. Просто это было «не мое». Бросил учение, стал работать слесарем-инструментальщиком на ГПЗ–1 (Государственный подшипниковый завод). Мое пребывание на заводе, короткое по времени, но сильное по эмоциям закончилось через год с небольшим. Потом меня еще куда-то пристраивали, где-то я еще проболтался какое-то время.

Я стал приближаться к тому возрасту, когда надо было выбирать что-то конкретное. И совершенно случайно попал в драматический кружок. Просто пришел кто-то со двора, девочка какая-то, и рассказала, что по соседству, при Доме пионеров нашего района есть такой кружок. «За компанию» я оказался там и буквально за год страшно увлекся этим делом. В драмкружке всегда царила атмосфера праздника и веселья. Моя жизнь наполнилась новым содержанием.

«Странный, но оригинальный экспонат»

Не хочу показаться «не от мира сего», но в пятнадцать-шестнадцать лет, когда шла передача о театре, когда по телевидению шел показ спектаклей гастролировавшего у нас английского театра, например, трансляция целиком «Гамлета», улицы для меня уже не существовало, я до полуночи просиживал у совсем малюсенького экрана. Примерно в те же годы я ощутил себя – помню это четко – музыкально необразованным, некультурным что ли. Моя семья была весьма далека от музыкального профессионализма. Но музыку любили все. Отец брал в руки балалайку и домру, и у него неплохо звучали итальянские песни. Мать очень любила петь. По слуху. За столом. Я потянулся к классике. Хотя меломаном-фанатиком, не пропускающим ни одного знаменитого концерта в консерватории или Зале Чайковского, я никогда не был, но счастлив, что какой-то период жизни посвятил музыкальному самовоспитанию, пока окончательно не втянуло меня в омут моей профессии.

Театр и живопись всегда тесно переплетались в моем сознании, подростком я долго не мог выбрать, кем быть. Еще года в четыре я заявил, что буду художником, очень любил рисовать. Я представлял, что художник, скульптор должен много работать, чтобы достичь результата, профессия же актера мне казалась более заманчивой и легкой. К тому же, магический смысл запомнившейся фразы «Театр – это Чудо», видимо, возбудил в душе тайное и непоколебимое желание – вкусить это «чудо». В итоге, театр перевесил.