«Знаете, для чего существуют поэты»? – спрашивала своего собеседника Цветаева в той самой повести о Сонечке, – Для того, чтобы не стыдно было говорить – самые большие вещи». Самые большие вещи – это его нечеловечески обнаженная, распахнутая и распятая за нас душа, невероятная радость и невероятное страдание, которые я получила от него и за которые я не поблагодарила его.
Конечно он был грешен, искушаем, как и все мы, «движениями плоти и духа». Но, если в последний момент отхода от этой земли, какое-то темное крыло и протянулось к его душе, чтобы перетянуть на свою сторону, я точно знаю, сотни тысяч его зрителей, которые через него узнали, что такое настоящий театр, в тот же миг в едином порыве вознесли своего любимого актера на самое высокое небо.
Настоящее время прошедшего
Я капризный, может, даже самовлюбленный человек, за что и расплачиваюсь всю жизнь. Но меняться уже поздно. Да и трудно кому-либо на меня повлиять. Так сложилось, что у меня никогда не было семьи. Я лишился матери совсем рано. Не знал отца до более или менее сознательного возраста. Меня, как шарик в пинг-понге, постоянно перебрасывали с одного места на другое. Так что ни о каком «изящном» воспитании говорить не приходится. Я и в школе-то пробыл всего лишь неполных семь лет. Я всегда существовал и существую сам по себе. Как кот…
Кстати, первый кот появился у меня еще в дошкольном возрасте, я взял его с улицы и, преодолев сильнейшее сопротивление родителей, водворил в нашей квартире. Назвал Гоги в честь героя одного грузинского фильма. Крошкой я гонял соседских кошек, и они отвечали мне ненавистью. И только позднее начал понимать, какие они – хорошие друзья… Будучи капризным, я часто пугал родителей уходом из дома, однажды в холодную погоду оказался в заброшенном подъезде, где решил скоротать несколько часов. Там меня окружили бездомные кошки и коты, с которыми я поделился, предусмотрительно захваченным из дома, ужином. Среди их теплых тел я даже сладко вздремнул. С тех пор я с ними подружился и стал подкармливать.
Еще был случай, который окончательно романтизировал мое отношение к этим животным. Мы с отцом поехали на юг в Крым. Однажды я наблюдал за рыбаками на молу, вокруг которых терлись несколько котов; им доставалась мелкая рыбешка. Один из рыбаков, видимо, решив подразнить кота, бросил рыбку в море. И кот прыгнул в воду. Но вовсе не за рыбкой. Он просто поплыл… ему одному известно куда. В этом было что-то пронзительно-трагическое: одинокий кот плывущий в морскую даль. И мне близкое.
Я люблю и собак, но предпочитаю кошек – за их природную независимость, за красоту и грацию, за необыкновенное чувство материнства у кошек и за некую безалаберность у котов…. Питомцев было много. После незабвенного Гоги, уникальным был снежно-белый сиамец, которого подарил мне брат. Я тогда был неимоверно загружен в театре и в кино, но при этом ужасно одинок и плыл по жизни, как тот бедный крымский кот по морю, неизвестно куда. А тут вдруг появляется такое, божественной красоты, чудо, за которое я должен быть в ответе. Его только оторвали от мамы, и первое, что я сделал – прижал его к груди…
В нашем районе меня даже величают городским сумасшедшим, потому что я стараюсь ежедневно кормить всех окрестных котов и кошек. Породистое животное, это хорошо, но если можешь дать кров бездомному, накормить голодного – еще лучше.