Я – странная петля

Симмболы синхронизированы с внешним миром таким же образом, каким в «Жене булочника» возвращение гулящей кошечки Помпонетт было синхронизировано с возвращением гулящей Аурелии: там было многогранное сходство ситуации «П» с ситуацией «А». Однако это сходство ситуаций в кульминации фильма было лишь шуткой сценариста; ни один зритель «Жены булочника» ни на секунду не предполагает, что еще много месяцев кошачьи похождения продолжат идти в параллели с похождениями жены (или наоборот). Мы знаем, что это было просто совпадением, и потому находим его настолько смешным.

Танцующие символы Столкновениума, напротив, будут продолжать следить за миром, будут оставаться в синхронности с ним, будут сохранять с ним сходство. В этом (по авторскому произволу!) сама природа Столкновениума. Симмболы систематически синхронизируются с тем, что происходит в мире, в точности как в конструкции Гёделя принципиальные числа систематически синхронизируются с доказуемыми формулами ПМ. Это единственная причина, по которой можно сказать, что симмболы что-то означают. Не важно, в каком субстрате – в конструкторе, туалетной бумаге, пивных банках, симмах, целых числах или нейронах, – значение есть автоматическое, неизбежное следствие надежного и стабильного сходства; это было уроком Главы 11.

Наши мозги не отличаются от Столкновениумов, не считая, конечно, того, что Столкновениум – это лишь моя маленькая фантазия, а человеческие мозги – нет. Символы в нашем мозгу правда совершают колдовство, которое у них так хорошо получается, и совершают они его посреди электрохимического супа нейронных событий. Странность в том, что за ту вечность, которую заняла эволюция наших мозгов из протомозгов, смыслы как-то тихонько, почти незаметно проскользнули в повествование. Никто не разрабатывал никакого великого плана за миллионы лет заранее, по которому бы высокоуровневые осмысленные структуры – физические паттерны, представляющие собой абстрактные категории, – однажды пришли и поселились в больших и навороченных мозгах; наоборот, эти паттерны («символы» этой книги) попросту возникли как незапланированный побочный продукт чрезвычайно эффективного пути, на возможность иметь все больший и больший мозг помогала существам выживать все лучше и лучше в ужасно жестоком мире.

Как Бертран Рассел был захвачен врасплох неожиданным появлением высокоуровневых г ёделевских значений в самом сердце сверхзащищенной крепости «Принципов математики», так кто-то, кто никогда не решался посмотреть на мозг на другом уровне, кроме уровня брызгающих химических элементов Ханса Моравека, был бы крайне удивлен возникновением символов. Как Гёдель видел огромный потенциал в том, чтобы сместить внимание на совершенно другой уровень строк ПМ, так и я предлагаю нам (хотя мне, конечно, до него далеко) перевести наше внимание на гораздо более высокий уровень мозговой активности, чтобы обнаружить символы, понятия, значения, желания и, в конечном счете, нашу самость.

Забавно то, что все мы, люди, и так сосредоточены на этом уровне, никакого выбора у нас в этом вопросе нет. Мы автоматически видим нашу мозговую активность как полностью символическую. Я нахожу в этом что-то удивительно странное и перевернутое вверх тормашками, и я сейчас попробую показать почему с помощью аллегории.

В которой Альфберт посещает Аустраний

Представьте, если угодно, маленькую одинокую планету Аустраний, единственные обитатели которой – племя клюдгеротов. С незапамятных времен клюдгероты увлекательно проживали свой век в густых джунглях крайне длинных строк ПМ, некоторые из которых они спокойно могли переваривать (строки были их единственным источником пропитания), а другие они не должны были употреблять в пищу, иначе бы смертельно отравились. К счастью, находчивые клюдгероты нашли способ различать эти совершенно разные сорта строк ПМ, поскольку, если изучить их внешний вид, некоторые строки образовывали послание, которое сообщало на мелодичном клюдгеротском языке: «Я съедобна», тогда как другие образовывали послание, которое на клюдгеротском значило: «Я несъедобна». И, что весьма удивительно, по милосердной благодати Гёёсподней каждая строка ПМ, заявлявшая о своей съедобности, оказывалась съедобной, а каждая строка ПМ, заявлявшая о своей несъедобности, оказывалась несъедобной. Так клюдгероты бесчисленные гёёды обитали на своей прекрасной планете.