Я – странная петля

Частично на фантазию о Близнецовии меня вдохновило представление о женатой паре как о разновидности «высокоуровневого индивида», сделанного из двух обычных индивидов; вот почему мое неожиданное столкновение с бумажкой O du angenehmes Paar было таким поразительным совпадением. Многие женатые пары приобретают такой взгляд естественным образом в течение брака. Надо сказать, я смутно ощущал что-то подобное интуитивно до того, как я женился, и я помню, что перед самой свадьбой, когда длились полные предвкушения недели, я счел эту мысль скрытой и трогательной темой книги «Люди в браке: быть вместе в эпоху разводов», написанной Франсин Клагсбрун. Например, в заключение главы о терапии и консультировании женатых пар Клагсбрун пишет: «Я убеждена, что терапевт должен оставаться нейтральным и непредвзятым к партнерам, двум пациентам в браке, но нарушением этики не будет пристрастность к третьему пациенту – браку». Я был глубоко поражен идеей о том, что сам брак проходит терапию как пациент, чтобы поправиться, и, должен сказать, за прошедшие годы ощущение истинности этого образа изрядно помогло мне в тяжелые времена моего брака.

Связь, возникающая между людьми, которые долгое время женаты, часто настолько крепкая и мощная, что после смерти одного из них другой тоже вскоре умирает. А если он и живет, то зачастую с жутким ощущением, что у него вырвали половину его души. В счастливые дни самого брака у обоих партнеров, конечно, есть собственные интересы и стиль, но в то же время начинает выстраиваться набор общих интересов и стилей, и со временем эта новая сущность приобретает форму.

В случае с моим браком это была сущность Кэрол-и-Дуг, а порой она в шутку называлась «Докэ» или «Кэдо». Наше единство в двойственности начало ясно проявляться в моем сознании во время нескольких случаев в течение первого года нашего брака, когда мы приглашали некоторых друзей на ужин и, после того как они уходили, начинали прибираться. Мы относили тарелки на кухню и вместе стояли у раковины, отмывая, ополаскивая и вытирая, вспоминая весь вечер настолько подробно, насколько позволял наш совместный разум, радостно хохоча над неожиданными остротами и снова смакуя неожиданные моменты, обсуждая, кто выглядел счастливым, а кто мрачным, – и что было самым примечательным в этой постпраздничной уборке, так это то, что по пути мы почти всегда соглашались друг с другом. Что-то, кое-что, созданное из нас обоих, появлялось на свет.

Я помню, как спустя несколько лет после свадьбы нам стали иногда делать очень странное замечание: «Вы так похожи!» Я находил это поразительным, поскольку считал Кэрол прекрасной женщиной, совершенно не похожей на меня внешне. И все же с течением времени я начал видеть, что в ее взгляде было что-то, что-то о том, как она смотрела на этот мир, что напоминало мне о моем собственном взгляде, о моем собственном отношении к миру. Я решил, что это «сходство», которое видели наши друзья, не заключалось в анатомии наших лиц; скорее, что-то изнутри наших душ проецировалось наружу и выглядело как высокоабстрактная особенность наших лиц. Я мог очень явно наблюдать это на некоторых наших совместных фотографиях.

Дети как глюоны

Связь между нами, впрочем, несомненно, стала глубже всего после рождения наших двоих детей. Будучи женатой бездетной парой, мы еще не полностью объединились – на деле, как и большинство пар, порой мы были совершенно потеряны. Но когда новые, уязвимые, крошечные люди появились в нашей жизни, какие-то векторы внутри нас полностью совпали. Есть много пар, которые не могут согласиться в том, как растить своих детей, но мы с Кэрол счастливо обнаружили, что мы одними глазами смотрим почти на все, что касается наших. И когда кто-то из нас не был уверен, разговор с другим всегда возвращал картине ясность.

Эта совместная цель – вырастить наших детей в безопасности, счастье и мудрости среди этого огромного, безумного и зачастую страшного мира – стала главенствующей темой нашего брака, и она скроила нас по одному лекалу. Несмотря на то что мы были отдельными индивидами, эта отдельность будто бы растворялась, почти полностью исчезала, когда дело доходило до родительства. Впервые на этой арене жизни, а затем и на других аренах, мы были одним индивидом с двумя телами, одним-единственным «двуловеком», одним «неделимым дивидом», одним цельным «дуалом». Мы вдвоем были Дмы. У нас были совершенно одинаковые чувства и реакции, совершенно одинаковые страхи и сны, совершенно одинаковые надежды и опасения. Эти надежды и мечты не были только мои или только Кэрол, дважды скопированные, – это был один набор страхов и мечтаний, они были нашими страхами и мечтами.