Я – странная петля

Но все не так просто. Я могу получить вести о фалафеле Лоры час спустя, поговорив с ней по телефону. Когда она красочно его опишет (или даже не красочно, раз я так хорошо его знаю), мой рот наполнится слюной, как только я вспомню ту самую текстуру маленьких хрустящих шариков и восхитительный острый красный соус. Я знаю этот фалафель как свои тридцать два зуба. Хотя мой язык не ласкает эти маленькие неоднородные поджаристые кусочки, что-то в моем мозгу получает чувственное наслаждение от того, что я назвал бы (подражая фразе «симпатическая боль») симпатическим удовольствием. Пусть в слабой дозе, пусть час спустя, но я разделю удовольствие Лоры. Ну и что, что подражание слабое, а одновременность неполная? Даже если мое удовольствие является низкокачественной копией ее и смещено во времени, это все равно удовольствие, и это удовольствие «про» Лору, а не про меня. Ее наслаждение было мощно переадресовано мне. И вот – через расстояние, с задержкой и в меньшей степени, но я оказался на ее месте, а она – на моем.

Единственное, что я утверждаю, – что здесь есть нечеткость. Что часть происходящего в других мозгах копируется, пусть и крупнозернисто, в мозг «Номера Первого» и что чем теснее эмоциональная близость между двумя мозгами, тем чаще их начинка копируется туда и обратно, из одного мозга в другой и тем достовернее эти копии. Я не утверждаю, что копирование происходит одновременно, безупречно или в полном объеме, – я говорю лишь, что каждая личность живет частично в мозгу другой и что если делать пропускную способность выше, выше, выше, еще выше, то они будут все больше жить друг в друге – до тех пор, пока, в пределе, ощущение четких границ между ними постепенно не растворится, как это происходит у двух половин двуловека в Близнецовии (и в еще большей степени у двуловека в Сиамской Близнецовии).

Так уж вышло, что мы не живем в двойственном мире вроде Близнецовии, как не живем и в мире, где существованию относительно четких границ между душами неумолимо угрожал бы приход крайне высокоскоростного межмозгового сообщения – в мире, где сигналы между мозгами пересылаются так быстро и стремительно, что отдельные тела перестали быть признаком отдельных индивидов. У нас дело обстоит иначе, и я не предвижу таких обстоятельств в ближайшем будущем (хотя я не футуролог и вполне могу ошибаться).

Однако мой посыл в том, что мы постоянно ощущаем привкус ложности мифа о непроницаемых границах между душами, но, поскольку соотносить одно тело с одной и только одной душой так удобно и привычно, поскольку соблазн рассматривать тело и душу как идеальный союз так силен, а привычка настолько въелась, мы предпочитаем преуменьшать или полностью игнорировать значимость ежедневных проявлений взаимопроникновения душ.

Подумайте, как глубоко вас могут захватывать победы и поражения близкого друга, его очень личные бурные радости и страдания. Если опосредованное наслаждение фалафелем моей сестры кажется мне ярким, подумайте, насколько более ярким и насыщенным будет ваш опосредованный восторг, когда ваш вечно одинокий друг наконец-то встретит замечательного человека и у них завяжется многообещающий роман или когда ваш давно разочаровавшийся друг-актер наконец-то пробьется и получит блестящие отзывы в прессе. Или, наоборот, подумайте, как сильно в вас чувство несправедливости, когда с вашим близким другом вдруг приключилось ужасное несчастье. Не иначе, как вы живете их жизнь внутри собственной головы!

И все же мы описываем подобные явления очень привычного типа в более простых, не таких вызывающих терминах вроде: «Он отождествляет себя с ней», или: «Она такая чуткая женщина», или: «Я знаю, через что ты проходишь», или: «Я тебе сочувствую», или: «Мне больно видеть, с чем ей приходится сталкиваться», или: «Не рассказывай больше – я этого не вынесу!». Стандартные выражения вроде этих, хоть они и правда отражают чье-то частичное существование внутри другого, редко принимаются как буквальные предположения, что наши души проникают и смешиваются друг с другом, если принимаются вообще. Эта мысль слишком неопрятная или даже страшная для того, чтобы иметь с ней дело, так что мы настаиваем, что в действительности никакого пересечения нет, что мы друг для друга – как разные галактики. В нас пожизненно въелась привычка без вопросов принимать метафору «птички в клетке» для души, и очень трудно освободиться от привычки, укоренившейся так глубоко.

Я – никто кроме себя или я – вообще все?