Конкретные стены и абстрактные потолки
Спрошу, чтобы быть более конкретным: насколько реальна двадцатимильная марафонская «стена», упомянутая выше? Если вы бегаете марафоны, скорее всего, у вас есть как следует проработанный набор мыслей об этом. Возможно, вы сами ее испытали или знаете тех, кто ее испытал. Или, возможно, вы считаете, что представления о ней сильно преувеличены. Я сам никогда не сталкивался с этой «стеной» – впрочем, самая долгая моя пробежка была длиной всего в пятнадцать миль. Насколько мне известно, говорят, что большинство бегунов, если они не тренируются должным образом, сталкиваются со «стеной» где-то на двадцатой миле, когда их тело, израсходовав весь гликоген, начинает вместо него сжигать жир (слышал, об этом говорят, что «тело поглощает собственные мышцы»). Это случается ни с того ни с сего, приносит ужасную боль («будто слон свалился с дерева мне на плечи», сказал марафонец Дик Бёрдсли), и многие бегуны попросту не выдерживают и сходят с дистанции. Но повсеместно ли это явление? Одинаково ли оно для всех людей? Есть ли марафонцы, которые никогда его не испытывали? И даже если оно научно объяснимо, можно ли считать это явление реальным и осязаемым, как настоящая бетонная стена, с которой кто-то столкнулся?
Когда я поступил в магистратуру Беркли в 1966 году, я видел себя почти что асом математики. Недаром, будучи студентом бакалавриата в Стэнфорде, я не только промчался сквозь бóльшую часть курсов без особых усилий, но еще и провел множество собственных исследований, и на выпускном кафедра математики удостоила меня диплома с отличием. Я собирался стать математиком и творить великие дела. Что ж, в Беркли для всех первокурсников были обязательны два курса – абстрактная алгебра и топология, – так что я записался на них. К моему потрясению, оба курса оказались крайне трудными, труднее, чем все, с чем я сталкивался раньше. Я получил хорошие оценки, но только потому, что вызубрил материал и механически воспроизвел его на экзамене. Весь год моя голова болела от жестокой нехватки воображения, которой я никогда прежде не испытывал. Я будто взбирался на горную вершину, и голову пронизывало болью все сильнее по мере того, как истончался кислородный слой. Абстракция громоздилась на абстракции, и чем дальше я продвигался, тем медленнее становился мой шаг, тем меньше я понимал. В итоге, полтора года спустя, я признал безнадежность ситуации и, пролив немало горьких слез и подорвав свою самооценку, я отказался от мечты стать математиком и покинул эту область навсегда. Этот проклятый и неумолимый «потолок абстракций», о который я метафорически ударился головой без какого-либо предупреждения, окатил меня жгучей болью, нанес травму, изменившую мою жизнь. Итак… насколько настоящей, насколько подлинной, насколько реальной вещью был этот абстрактный «потолок абстракций»? Такой же реальной, как и марафонская «стена»? Такой же реальной, как деревянная балка, о которую я могу звонко стукнуться головой? Что по-настоящему реально?
Хотя никто этого не планировал, большинство из нас выходят из юношеского возраста с глубоко и детально проработанным ощущением, что реально, а что нет, сплошь состоящим из оттенков серого. (Впрочем, я, как наверняка и вы, читатель, знаю некоторых взрослых, для которых любой вопрос, неоднозначный и тонкий на наш взгляд, кажется совершенно черно-белым – и не нужно разбираться ни с какими оттенками серого. Наверное, это очень упрощает жизнь!) Вообще-то говорить, что для большинства из нас жизнь наполнена «оттенками серого», значит слишком сильно упрощать, поскольку эта фраза вызывает в воображении картинку прямолинейного одномерного пространства с многочисленными уровнями серости между белым и черным, тогда как эта история куда более многомерна.
Все это нас смущает, поскольку слово «реальный», как и многие другие слова, как будто бы подразумевает резкую, ярко выраженную дихотомию. Конечно, должно быть так, что некоторые вещи просто
Многогранное интеллектуальное обоснование реальности
Стеклянный шарик в маленькой картонной коробке на моем столе совершенно точно реален, потому что я