Я – странная петля

Так и получается, что я нажимаю на разные педали и мой автомобиль весом в тонну, как и следовало ожидать, едет туда, куда я хочу, чтобы он ехал. Бесплотное «Я» помыкает этим огромным физическим объектом. Я кручу палочками, и фасоль, как и следовало ожидать, послушно запрыгивает в мой рот, и я получаю органолептическое удовольствие, которого так жаждал, и насыщение, в котором так нуждался. Я нажимаю определенные клавиши на клавиатуре своего Макинтоша, и, как и следовало ожидать, предложения послушно появляются на экране, и они вполне выражают мысли, которые надеялось выразить бесплотное «Я». И где же во всем этом частицы? Что-то их не видно. Видно, кажется, только «Я», из-за которого все это происходит.

Что ж, если это «Я» является причиной всего, что делает живое создание, если это «Я» отвечает за все его решения, планы, действия и движения, то оно уж наверняка должно, по крайней мере, существовать. Как могло бы оно быть настолько всемогущим, не существуя?

Взгляд Бога против взгляда Столкновениума

На этом моменте я бы хотел вернуться к образу Столкновениума. В сердце дискуссии о крохотных стремительных симмах и гораздо более громоздких и медлительных симмболах Столкновениума лежала идея о том, что эту систему можно рассматривать на двух очень далеких друг от друга уровнях и получать две сильно расходящиеся интерпретации.

С высокоуровневой точки зрения «мыслединамики», там происходит символическая активность, в которой симмболы взаимодействуют друг с другом, расходуя «тепловую энергию», которую производит кипящий суп невидимых симмов. С этой точки зрения, причины одних симмболических событий мы видим в других симмболических событиях, пусть даже детали причинно-следственного процесса часто бывают запутанными или слишком мутными, чтобы точно их выявить. (Нам очень знакома эта смутность причинности и в повседневной жизни – например, если мой штрафной бросок в баскетбольном матче совсем чуть-чуть не попадет в цель, мы знаем, что это моя вина и что я сделал что-то немного не так, но мы не знаем точно, что именно. Если я брошу кубик и на нем выпадет «6», нас это ничуть не удивит, но мы все же не знаем, почему на нем выпало «6» – хотя и не задумываемся об этом.)

Напротив, с низкоуровневой точки зрения «статистической менталики» там есть лишь симмы и только симмы, которые взаимодействуют согласно фундаментальной динамике мечущихся и сталкивающихся симмов – и с этой точки зрения нет ни малейшей неопределенности, нет никаких сомнений в причинности, потому что всем управляют тонкие, точные, жесткие законы математики. (Если бы могли сколь угодно близко рассмотреть наши руки, предплечья и пальцы, а также баскетбольный мяч, щит и кольцо или кость и стол и прокрутить это все в сколь угодно замедленной записи, мы могли бы узнать, что именно послужило причиной неудачного штрафного броска или выпавшей «шестерки». Возможно, потребуется спуститься вплоть до уровня атомов, но ничего – в итоге причина прояснится.)

При хорошем понимании Столкновениума будет казаться, что обе точки зрения состоятельны, хотя последняя, не упускающая ни одной детали, может выглядеть более фундаментальной (можем назвать ее «точкой зрения Бога»), тогда как первая, из которой выкинули большую часть информации, является сильно сжатым упрощением и может выглядеть более полезной для нас, смертных, поскольку она куда эффективнее (пусть даже некоторые вещи там будто бы случаются «без причины» – такова цена сделки).

Я не Бог

Но не все наблюдатели Столкновениума наслаждаются роскошной возможностью перепрыгивать туда-сюда между этими двумя сильно расходящимися точками зрения. Не все думающие создания понимают Столкновениум хотя бы в первом приближении так ясно и полно, как я описал его в Главе 3. Божественная точка зрения попросту недоступна для наблюдателей; в самом деле, некоторые наблюдатели Столкновениума совершенно не подозревают даже о том, что такая точка зрения вообще может существовать. Я сейчас думаю конкретно об одном избранном, особо уполномоченном наблюдателе Столкновениума, и это сам Столкновениум.

Когда Столкновениум пытается постичь собственную природу, особенно когда он «растет» и только знакомится с самим собой – задолго до того, как он станет ученым, изучающим математику и физику (и, возможно, когда-нибудь также почетную науку Столкновениумологию), – ему известно только о симмболической активности, а о бурлении на уровне симмов – нет. В конце концов, как мы с вами знаем (но он не знает), Столкновениум воспринимает все фантастически грубо и упрощенно (небольшим набором симмболов, которые запускаются совместно от сильнейшей бури сталкивающихся сигналов) – и его самовосприятие не является исключением.