Я - Тайига

Мы и опомниться не успели, как оказались в деревянной лохани. А потом на нас вылили поток мерзкой горячей воды.

— О-уу! — взвыли мы в два голоса.

Перепуганные блохи начали носиться по нашей шкуре, кусая все что ни попадя. Мы бы тоже с удовольствием кусались и царапались, но превосходящий нас противник слишком сильно нас превосходил. Нас бесцеремонно распластали по днищу и принялись елозить по нам куском дегтярного мыла.

— Я тебя сгною! — кипятился Риан. — Нет, сожгу… Нет, утоплю… Нет, сначала утоплю, потом сгною, потом сожгу… И опять, нет. Сначала, я тебя солдатам отдам. Целой роте солдат…

— Смиренно превзнося невзгоды, я становлюсь угодной Богу, — бубнила я псалом № 45, как заведенная, — терпеньем я грехи сотру, в сад райский ангелом взойду..».

Чем громче орал Риан, тем сильнее старалась я превратить жуткий рык в благозвучное мурчание. Мой жизненный опыт научил меня: слуг нельзя злить. Стерва Миона не понимает, что остывшая по банным дням вода в ее лохани и вечно пересоленная каша — это не глупость слуг, а результат ее дурного характера. А я вот понимала, поэтому сейчас и терпела.

Между тем, Рози оказалась чрезмерно чистоплотной девушкой. Или ей не хотелось гладить белье. Она нас терла мылом, окатывала водой, снова терла… Риан исчерпал весь запас ругательств. Наполовину оглохшая я стала путаться в строках псалма и вместо «угодной Богу» я пыхтела «угодной Рози».

Когда мое мурлыканье превратилось в надсадный хрип, мучения, наконец, закончились. Рози завернула нас в теплое шерстяное одеяло и прижала к своей мягкой груди.

— Лапонька, — умилилась она, — сейчас мы тебя накормим и в твою комнату отправим баиньки. — Сони, ведь скажи, она прелесть?

Девушка, которая просила себя сменить, отставила утюг в сторону и приблизилась к нам. У нее было доброе лицо замученной лошади и красные руки со вздувшимися венами. Она погладила нас между ушек и ласково сказала:

— Наверно благородных кровей. Вишь, какие кисточки на ушках.

— А глазки какие несчастенькие, — присоединилась к разглядыванию нас еще одна служанка. — И мордочка худенькая. Эй, киса, кашку будешь?

— Мясо обещали, — буркнул Риан. — Кругом обман.

— Мяуо, — выдавила я из себя жалобно.

— У меня цыплячья грудка с обеда осталась, — вспомнила вдруг девушка-лошадь. — Киса, ты мясо ешь?

— Еммм!!! — взвыл встрепенувшийся Риан.

Служанки засмеялись:

— Давай, Сони, неси скорее.

Но и здесь наши мучения не закончились. Некоторое время над нами еще поиздевались под всеобщий хохот. В то время как лентяйка Рози крепко прижимала наше извивающееся туго спеленатое тельце к себе, вовсе и не добрая лошадь Сони водила перед нашим носом умопомрачительно пахнувшим лакомством. Когда мучительницы натешились и положили, наконец, курицу на тарелку, а нас рядом с нею, наш аппетит так разгулялся, что мы принялись заглатывать пищу не жуя.

Конечно, это был великий позор, но мы ничего не могли с собой поделать. Преобразование в кошку потребовало много сил, и сейчас организм тайиги требовал своего. И требовал так настойчиво, что от нашей гордости не осталось и следа. Риану все казалось, что злые шутницы собираются отобрать у нас еду. Он шипел и давился, а я не только не препятствовала ему, но и сама готова была вцепиться когтями в любого, кто посягнет на нашу курицу. Потому что тоже наслаждалась пищей, как никогда в жизни. Позднее Риан, успокаивая меня (а может и себя), говорил, что такое состояние вызвалось тем, что тайига выздоравливала, и нуждалась в хорошем питании. Не знаю. В тот день я поняла, что никогда больше не буду есть каши. В институте нас кормили лишь растительной пищей, утверждая, что это верный путь к смирению. Но когда Рози прижимали офицеры, мне вдруг впервые расхотелось быть послушной. А после купания остатки смирения смылись вместе с мыльной пеной. Теперь я не желала быть смирной. Я жаждала мяса. И настолько сильно, что просто удивительно, как я в свою первую за много лет мясную трапезу никого не изуродовала.

Служанки смеялись и шутили над нами. Но все же положили добавку, что несколько улучшило наше к ним отношение. Вторую порцию мы уже смаковали не торопясь, одновременно слушая болтовню девушек.

— Пользуются, что директриса уехала невесту встречать. Беспредел устроили. Стыдобища одна… Тьфу, — с отвращением фырнула Сони, в ответ на жалобу Рози о грубости офицеров. — Сегодня днем видела, как благородные господа развлекаются. Выловили они во дворе одну из институток, окружили да как загалдят: «Покажи личико, красавица. Давай, не стыдись. Покажи личико». Она мечется между них, сердечная, молит отпустить, а те лишь смеются. Гады!

— Ужас-то какой! — ахнул кто-то. — А дальше-то что?

— Я все это со второго этажа видела. У меня как раз половое ведро с грязной водой было. Вот и выплеснула во двор…

Все дружно засмеялись, восхищаясь смекалкой и смелостью Сони. Я подумала, и решила пересмотреть свое отношение к этой девушке. И совсем она не плохая. Вот стану человеком, объясню, что кошек нечего курицей дразнить, потому что у них психика тонкая — и тогда ей вообще цены не будет!