Я - Тайига

Я снова оказалась в теле кошки в маленькой темной келье. У подножья кровати корчилась тень. Она уменьшилась в размерах и частично утратила свою черноту, но это не радовало. Риан прав, Анри весь позеленел. Он тяжело дышал, а его губы кривились так, словно еще немного и его вырвет.

Это нанесло сокрушительный удар по моему самолюбию! Он буквально уничтожил меня. Впечатал в землю. Раздавил, как букашку…

— Что-нибудь другое знаешь? — тише и как-то примирительно переспросил Риан.

— Нет, — насупилась я. — Сам теперь пой.

— Как знаешь. Помни, ты сама об этом попросила, — с угрозой произнес он.

Смысл этой угрозы я поняла сразу же. Нет, голос у него неплох. Без изысков, но мелодичный. Но вот содержимое!

Прося руки прекрасной дамы,

Мы все лукавим, скажем прямо.

Рука — накой?! Ну ей-же-ей,

Руки хватало нам своей![2]

— бодро принялся напевать он незамысловатый мотив и еще более незамысловатые строки. А главное, вот совершенно не понятно, где тут любовь?

И я повторила вопрос самым саркастическим тоном.

— В руке, конечно, — непонятно ответил он мне и коротко хохотнул. — Не веришь, посмотри на тень и нашего хворого.

И правда, тень трясло, как в агонии, а вот Анри задышал глубже, спокойней. Ничего я не понимаю в жизни. И как выяснилось в любви. В некоторой растерянности начала слушать дальше быстро входящего в раж исполнителя.

Скорей в постель, погасим свет,

Долой с себя одежду!

В ногах и вправду правды нет –

Поищем что ли между?

Кошмар! Если бы у меня были щеки, они бы запылали. Если бы можно было уйти, гордо хлопнув дверью, я бы ушла. Или хотя бы заткнула уши. Увы! Моя душа корчилась в муках от всего этого непотребства. Я терпела лишь потому, что этому учит нас Святая Троица. Утешало лишь то, что тень корчило больше, а главное — на щеках нашего больного появилось некое подобие румянца, а сердце застучало сильнее и более ровно.

Между тем куплеты шли один за другим.

Сколь блаженно естество,

Что резвится в виде голом,

Сотворяя баловство

С естеством иного пола!

— И сколько их у тебя всего? — наконец, не выдержав, спросила я.

— Женщин? — прервавшись, поинтересовался этот развратник.

— Куплетов, — рыкнула я.

— Много, — ненадолго задумавшись, ответил он, и продолжил горлопанить:

Мадам, не надо спать со всеми

Коль нет одной любви до гроба.

Но все же глупо в наше время

Страдать в тиши от недо…

— Все! Замолчи!! Немедленно!!! — взвыла я так, что даже тень перестало в углу корежить.

На какое-то мгновение келья погрузилась в благословенное молчание. А потом тень начала стремительно расти, надвигаясь на нас. Она была зла. Очень-очень зла.

— Ладно уж, пой дальше, — выдавила из себя я.

Поздно. Тень больше не играла с нами. Мгновение — и тварь с пола прыгнула на стену, раздувая гигантский коброобразный капюшон, второе — и она обрушилась на нас черной ледяной волной. И меня снова выбило из кошки, словно пробку из-под бутылки святого пива. В бешеной круговерти замелькали стены, потолок, пол, кошка, Анри…

— Лира! — голос донесся словно издалека.

— Д-да? — мой голос дрожал.

Я даже подумать не могла, что душа может такое испытывать. В этот раз тень вложила в удар еще чего-то. И от этого моя внутренняя суть леденела от ужаса.

Когда мощный рывок снова вернул меня назад в теплое тело, я едва не разрыдалась от облегчения.

— Ты как? — я удивилась тревоге в голосе Риана, и чувство признательности несколько согрело мою душу.

— Плохо, — с трудом отозвалась я. — А ты?

— Гадина сковала меня заклятьем. Не могу больше петь. Так что давай ты. Но умоляю, помягче. И без обид. Просто наши с Анри уши не рассчитаны на столь высокие диапазоны. Мы ведь все же не из вашего мира.

— Значит Анри тоже нечисть, — вздохнула я. — Дожили! Спасаю богомерзких тварей!

— А может вы тоже для нас богомерзкие? — устало возразил Риан. — Слушай, давай теологические споры отодвинем на потом. Если это потом наступит. Давай уж, пой что-нибудь лирическое…

Но лирическое в голову не приходило. Вообще ничего не приходило. Оцепенение, сковавшее меня, препятствовало любым попыткам вспомнить хоть что-нибудь из шестилетних уроков музыки. Нам оставалось лишь одно — смириться с собственной участью. И тень отлично понимала это. Подчеркнуто не спеша она заползла на кровать, затемнило лицо жалобно всхлипнувшего Анри, затем лениво начала карабкаться на стену, вытягиваясь в зловещий силуэт кобры…

Внутри меня все сжалось от неминуемого. Мы с Рианом попытались заставить тельце кошки напружиниться в последней, пусть и безнадежной схвадке. Увы. Ее тело больше не повиновалось нам. Теперь уже точно пришло время проститься с земным существованием. И хоть память на псалмы тоже пострадала, я не теряла надежду вспомнить что-нибудь подходящее на дорожку.

— Лира, ты когда-нибудь целовалась?

Сказать, что вопрос застал меня врасплох, значит не сказать ничего.

— А? — глупо переспросила я.

Тень тоже удивилась. Она застыла, недовольно взирая на нас.

— Ну, поцелуи там всякие, — терпеливо повторил Риан. — Детские увлечения. Все такое. Давай, Лира, колись. Поверь, лучше будешь говорить ты, а не я. Чтобы как с песнями не вышло.