Лидия Лопухова и ее брат Федор принадлежали к когорте талантливых выходцев из народа, которым, чтобы преуспеть, не нужна была никакая революция. Их отец получал свое скудное жалованье в Александринском театре Санкт-Петербурга, работая то портье, то гардеробщиком, то продавцом билетов; должности самые скромные и неприметные. Втайне он питал на счет своей дочурки Лидии великие мечты: она будет выступать на сцене, заработает много денег, начнет появляться в большом свете… А коль скоро ничто на свете ему не нравилось так, как балерины в пачках – такие воздушные, еще бесплотнее актрисулек, – то он и видел ее балериной. Еще как-то он услышал, что Матильде Кшесинской удавалось обольщать великих князей, – и он повел свою малышку посмотреть на Кшесинскую в Мариинский театр.
В Александринке Лидии с Федором, притаившимся за кулисами, забившимся в темный уголок, уже случалось смотреть спектакли – ведь они, как-никак, были детьми театрального работника. И без папиной подсказки они мечтали появиться в свете прожекторов – и это им удалось благодаря Императорской балетной школе, куда их обоих, и брата и сестру, приняли по гранту.
Когда власть захватили большевики, старшему – Федору – уже исполнилось тридцать. В отличие от сестры, он не эмигрировал, а наоборот – завоевал известность постановкой зрелищных неоклассических хореографических спектаклей, подогнав их под господствующую идеологию. Он заведовал балетной труппой Мариинского театра и осмелился поставить «Жар-птицу», «Пульчинеллу» и «Лиса» в середине двадцатых годов. Часто можно услышать, что творения «Русских балетов» навсегда исчезли из России после отъезда Дягилева – и вот получается, что это утверждение не вполне справедливое.
Надо полагать, оба, и брат и сестра, унаследовали дьявольскую способность к приспособленчеству. А маленькой Лидии, или, как ее все звали, Лоппи, была уготована необыкновенная судьба. Сама она не то чтобы отличалась большим честолюбием, но мечты отца вознесли ее так высоко… Кто мог предвидеть, что эта веселая и беспечная болтушка с курносым носиком, с виду еще полуребенок, очень неровная и эмоционально, и профессионально, будет замечена Дягилевым, станет позировать для Пикассо, прельстит Стравинского и французского промышленника Самюэля Курто, исчезнет с горизонта как по мановению волшебной палочки, а потом нежданно-негаданно появится снова, чтобы, сама того не желая, стать наконец леди-фетишем крайне снобистского кружка в Блумсбери, превратившись, уже после пожалования дворянства ее знаменитейшему супругу, в леди Кейнс, баронессу Тилтон?
Уж она-то сделала партию получше, чем Кшесинская, на которой женился великий князь Андрей Владимирович, – ее мужем стал Джон Мейнард Кейнс, отец современной экономики, создатель «макроэкономической науки», исследователь процессов, связывающих простой товарообмен с мировой торговлей, признанный всеми автор «Экономических последствий мира» – этот его труд вышел сразу после Первой мировой войны, а затем – «Общей теории занятости, процента и денег», опубликованной в середине тридцатых и вызвавшей эффект разорвавшейся бомбы. Кейнс был официальным или же тайным советником немалого числа министров или руководителей государств и одним из подписантов того самого Бреттон-Вудского соглашения, которое в 1944 году реорганизовало все мировые финансы, дабы избежать нового экономического кризиса. Сразу же после его заключения были созданы МВФ и Мировой банк.
Журналистам, которых она научилась остерегаться, доставляло лукавое удовольствие спрашивать, что она думает об идеях мужа, ибо считалось, что у нее якобы «мозги канарейки» (
– Вот вам и доказательство, что он был прав: они и Вторую мировую войну нам объявили, чтоб наказать нас за эти репарации.
Однажды ее спросили, читала ли она «Общую теорию занятости», в которой Кейнс критикует оголтелый либерализм и ратует за государственное регулирование экономики – тезис, лежавший в основе плана Маршалла по восстановлению Европы и произведший тогда настоящий фурор.
– Зачем мне читать книги своего мужа? Я и так знаю все его мысли, ведь я вижу его и днем, и ночью.