Наверное, помнить всё о детстве и отрочестве ребёнка – суперспособность каждой матери. А ещё, кажется, я слишком многое им рассказывал.
– Да, это она, мама.
Мать снова зарыдала, стала причитать, что меня посадят, а все знают, что делают с насильниками в тюрьме. Я же будто застыл. Будто речь шла не обо мне. Боялся ли я? Естественно. Заслуживал? Наверное.
– Гоша, сделай что-нибудь. Рома – хороший мальчик, он не заслуживает такого. Он оступился, но мы ведь не знаем подробностей.
Я встал из-за стола. Голова трещала, но хмель уже ушёл. Я и так свалил на родителей свои проблемы, пора было что-то решать с этим.
– Куда ты собрался? – отец остановился и нахмурился.
– Мне надо подумать, что делать, папа. Надо поговорить с ней.
– Сядь. Ты уже достаточно сделал, – отец начинал злиться всё больше. – Ты ведь должен понимать, что если Анна напишет заявление, а я бы именно так на её месте и поступил, то под ударом будешь не только ты, но и вся компания, вся наша семья. Не забывай, что она твоя подчинённая ко всему прочему. Ты доигрался, Рома.
Ещё бы. Такой скандал – наследник «Ситистроя» сел за изнасилование. Акции рухнут, и коршуны раздерут компанию на куски.
– Отец…
– Заткнись. Ты своим членом едва не разрушил то, что мы с матерью создавали годами вот этими вот руками. И мы уж точно не ожидали, что залюбленное дитя вырастет подонком, насилующим девушек.
Каждое слово отца словно снимало с меня кожу полосу за полосой, било наотмашь. Горечь топила и выедала. И самое страшное, что отец прав. А я просто никчёмный мальчишка, который сам так ничего и не добился. Да, закончил универ, да закрыл несколько успешных проектов на фирме. Но всё это при мощной поддержке отца. Чего я стою? Чего стоил бы без него?
Отец положил ладони на стол и внимательно посмотрел на меня и тихо плачущую мать. Кажется, он нашёл решение.
– Значит так. Мне очень жаль эту бедную девочку, но я должен думать, как спасти свою семью и своё дело жизни. Завтра объявим о помолвке, скажем, что скрывали. А через неделю поженитесь. Я всё устрою.
Я сначала замер, подумал, что ослышался, а потом расхохотался.
– Папа, ты в своём уме? Ты вообще понял, что именно я с ней сделал? Она меня ненавидит. Какая на хрен свадьба?!
– Подожди, – мама вытерла слёзы и внимательно посмотрела на меня, а потом на отца. – Никто всерьёз не воспримет слова об изнасиловании. К подобным заявлениям, да ещё если финансовое положение супругов до свадьбы сильно разнилось, относятся чаще всего скорее формально.
– И на неё ещё и повесят мошенничество, – мрачно закончил я.
Гениально, отец. Гениально и грязно. Теперь я буду ещё большим мудаком, захлопнув её в клетке. Её личная «Не сказка о птице в неволе», написанная мной.
– Она не просто меня не простит – возненавидит до конца своих дней.
– А это уже, сынок, – мама вдруг успокоилась и положила руку мне на локоть, – зависит только от тебя. Время и забота сделают своё, и девичье сердце оттает.
Я сжал пульсирующие виски ладонями и опустил голову. Господи, о чём они вообще говорят? Сумасшедший дом.
– Есть одна проблема, – я почти никогда не грубил родителям, но сейчас сдержаться не мог. – Аня. Так или иначе, ты способен заставить меня. Но её ты не заставишь.
– Предоставь это мне, Роман. Я знаю, как это сделать. И не вздумай сунуться к девчонке, пока я не скажу. Ты уже и так достаточно натворил.
Глава 36
Генеральный сидел напротив, сцепив пальцы в замок, и молчал. От напряжения болела спина, настолько неестественно ровно я её держала. Но расслабиться не могла.
Он знает. Всё или не всё, но знает. Не просто так же меня вызвал. Увольнения я не боюсь, и сама собиралась, но что именно рассказал ему сын – не знаю. Может, извернул всё так, будто развратная помощница сама изнасиловала его дорогого сыночка.
А ещё я совершенно точно не знаю, откуда возьму деньги на оплату поездки дедушки в Израиль и реабилитацию. И ежу понятно, что устройся я хоть на три работы – такой зарплаты, как в «Ситистрое», мне не видать.
– Аня, – как-то подозрительно мягко произнёс Ротканов, – девочка, я всё знаю.
Слишком мало информации. Хочет, чтобы я сама что-нибудь сказала?
– Мой сын поступил с тобой чудовищно, – должна бы выдохнуть, но мягкость этого человека настораживает, и я просто продолжаю смотреть на него. – И я шокирован. Как и сам Роман.
– Будете его защищать? – не знаю, как мне удавалось сохранять самообладание, но внутри лёд уже начинал трескаться, и наружу просачивалась лава злости и отчаяния.
– Ни в коем случае, – Игорь Евгеньевич встал и зашагал по кабинету. – То, что он сделал – ужасно, низко. Но Рома не отморозок, Аня, и ты сама это понимаешь. Мальчик запутался, заигрался, был ослеплён страстью, в конце концов.
– Мальчику – двадцать пять лет, Игорь Евгеньевич. И поздновато уже за него проблемы решать, не находите?
Ротканов остановился и внимательно посмотрел на меня, прищурившись. Кивнул каким-то своим мыслям.
– Он и пытался. Поэтому под замком сидит на даче. Охране приказано изъять телефон и ни под каким предлогом не выпускать.
Что ж, заботливый отец, ни дать, ни взять.