Я помню наш разговор перед отъездом Мишки из города. Он сказал, что каждую ночь видит, как я бью Вовку в челюсть и тот летит с крыши шестнадцатиэтажки вниз. А ведь он, Мишка, мог это остановить. Мог не дать нам драться. Именно это и сводило его с ума. Тогда я и почувствовал, что нет больше у меня друга. Он струсил настолько, что теперь боится даже общаться со мной. Хочет вырвать себя из захлестнувшего его диссонанса и забыть обо всем. Забыть о том, что морду Вовке я из-за него бил. За то, что он девчонку его увел, за то, что нас подставил. Но свалить всю вину на меня было гораздо удобней. Так многие поступают. Такова человеческая природа. Вы думаете, что у вас есть друзья, а они всаживают вам нож в спину и прокручивают там раз десять, глядя вам в глаза, чтобы знали, чтоб больнее было. И мне было…было так больно, как не было даже во время похорон Вовки. А потом сваливают, чтоб больше не вспоминать ни о вас, ни о своей подлости. Терять тяжело не только любимую женщину, друзей терять не менее тяжело и болезненно.
Что ж я это пережил, я не мог, да и не хотел переубеждать Мишку, что не толкал Вовку и не собирался этого делать. Слишком унизительно. Если после стольких лет дружбы он так решил – значит такой и была эта сраная дружба. Проводил его на вокзал. Пожелал удачи. Больше мы с ним не общались и не виделись.
Я на заработки начал ездить вместе со Славкой, своим новым знакомым. Через год встретил Снежинку…и все заиграло совсем другими красками. Я напрочь забыл и про Вовку, и про Мишку. Я вообще обо всем забыл. Мне крышу снесло и жизнь изменилась. В ней появился смысл, о котором я даже не догадывался раньше.
И сейчас, глядя на фото Олега (Димы), я ясно и отчетливо увидел перед собой лицо Вовки. В тот самый день. На крыше. Они ведь похожи. Как я сразу этого не заметил? Первым желанием было поговорить с ним. Все объяснить, постараться чтобы он понял – это был несчастный случай. Да, я косвенно стал причиной, но я не толкал Вовку намеренно. Потом решил, что это опасно показать, что я знаю кто шантажист. Пока тот думает, что все у него идет по плану я в какой-то мере защищен от сюрпризов. Я отключил телефон и неделю жил в том самом городе откуда меня потом заберет Снежинка. Почему там? Сам не знаю. От Мишки ехал проездом и остановился в забегаловке одной, а потом и остался. Видеть тогда никого не хотелось. О смерти бывшего друга узнал и желал только одного - с мыслями своими наедине побыть. Снял комнату в частном секторе и сутками по периметру шагами вымерял, выкуривая по две пачки сигарет в день и забывая поесть. Я тогда уже собрал нужную сумму, но что-то не давало мне передать ее шантажисту. Словно сдерживало от последнего шага.
Это были самые болезненные дни в моей жизни. По нарастающей. Один паршивее другого. В полном отчаянном одиночестве я думал только о Снежинке и о детях. Представлял их лица…представлял, как она счастлива сейчас без меня и как заново начинает жить. Я видел ее в последние дни перед моим отъездом. Видел, как она изменилась, насколько красивой стала в мое отсутствие или я раньше не замечал? Или настолько соскучился по ней, что все тело болело как от жесточайшей ломки, когда хочется резануть себя по горлу лезвием, чем терпеть эту адскую боль. И девочки…я видел их лица, слышал их смех. Переливающийся всеми оттенками самого настоящего счастья. Каким же мудаком они считали меня в последнее время. Мне приходилось катать их по городу или возить на аттракционы, в кафе, в торговые центры. Разве я мог им сказать, что у меня больше нет дома, нет квартиры. Мне не куда их привезти. После нескольких таких встреч Алиса отказалась со мной видеться.