Я тебя… никогда!

Отвёз я её домой. Уговаривал, успокаивал, по волосам гладил, в постель уложил.

Отправил сначала под горячий душ греться, постелил свежее бельё. Кофейку сварганил.

Очень хотел помочь.

Женской одежды, естественно, у меня нет. Дал ей рубашку со своего плеча, размера на два больше, чем нужно.

На Люське этот прикид смотрелся предельно сексуально, но ситуация не способствовала романтическим действиям, о чём я сильно сожалел. Мне бы такую деваху, подумал.

Не судьба, однако. Мне всегда по остаточному принципу достаётся.

Пила она кофе, пила и опять в истерику. На пустом месте завелась. Только что улыбалась и вдруг бац – колотится.

Какие тараканы у девчонки в голове?

Сестрёнка у моего друга, когда её бойфренд бросил, уксусную эссенцию выпила, почти стакан. Так она теперь инвалид, а у того придурка – аншлаг: девчонки на него буквально вешаются.

Стоило оно того?

Люська икает, всем телом дрыгается. Прижал я её к себе, отвёл в постель. Накрыл одеялом. Бельё душистое, свежее. Насилу успокоил.

Вздохнула, закрыла глаза и на шею мне бросилась – только ты меня понимаешь!

Прилипла – не оторвёшь.

У меня сердечко заколошматило, дыхание перехватило. Девчонка полуголая, абсолютно никакая, в полной прострации и где – в моих руках. Губы протяни… и целуй, где хочешь.

Не, нельзя. Она же без пяти минут невеста.

Накуролесил жених, сболтнул чего ни попадя. Мало ли что у них на самом деле было. Понятно, что Люська всего не скажет.

Попытался оторваться от её тугого торса, чтобы не поплыть всерьёз.

Я-то что, у меня мозги есть, а у горячего сюрприза в штанах соображения ни на грош: вибрирует и нашёптывает, – забирай сектор приз, он по праву твой.

Признаюсь – не кремень я, но до чужого добра не жаден.

Уложил девчонку, окна зашторил, открыл форточку.

– Спокойного сна, – говорю, – утро вечера мудренее. Одумается твой сопливый дружок. Вот увидишь.

И тихонечко, на цыпочках, пытаюсь уйти, чтобы дать бедняжке подумать, в себе разобраться.

– Не уходи. Ну, пожалуйста. Мне так плохо, просто умереть хочется.

– Ладно-ладно. Я с краешка посижу. Поспи.

– Обними, согрей, – говорит, – что-то меня колотит.

Разделся я (не в одежде же на чистое), под другое одеяло нырнул, а её прижал. У самого трясун: кровь бурлит, мозги плавятся.

Надо же таким дураком быть. Нечего было играть в поддавки. Нормальный мужик давно бы принял на баланс щедрый подарок.

Это ведь что голодному перед куском хлеба сидеть, но уговаривать себя, что чужой ломоть есть неприлично.

Почему нельзя-то, что не так?

Жених? Да шёл бы он… лесом, ухарь недоделанный. Не я, он Люську обидел.

А лежит она со мной. И флюиды, заставляющие двигаться навстречу источнику возбуждения, посылает в мой чувствительный мозг.

У меня ведь нюх как у породистой собаки. Обоняю весь этот дразнящий букет, словно фитиль, поджигающий похоть.

Почему именно мне выпала незавидная доля – играть вприглядку с таким соблазном?

– Обними меня, –  говорит, – а то опять разревусь.

Почему она так со мной, неужели не понимает, как сложно сдерживать природные инстинкты, особенно этот – основной?

– Люсь, а Люсь… я ведь мужик, хоть и мальчик. Хочешь из меня кастрата или импотента сделать? Я, пожалуй, пойду от греха подальше, а? Терпежа нет. Ну, какое мне дело до ваших семейных разборок? Я ведь не маленький, едва сдерживаюсь.

– Обними, пожалуйста, успокой. Замёрзла совсем. Чувствуешь, как дрожу?

Как не чуять, когда гормоны зашкаливают. Самого колбасит. Тестостерон, между прочим, заставляет эректильную функцию не просто проснуться, принуждает к активному действию, отключает голову, наделённую серым веществом в пользу альтернативного органа, отличающего мальчика от девочки.

Физиология не стала дремать: собрала в кучу все “хочу” и бросила в бой.

Дотронулся я до Люськи, на отвались, думал, что без задней мысли, но нечаянно нащупал грудь: упругую, прохладную, тугую.

Это было нечто. Из меня чуть дух вон не вышел, настолько это было романтично. Представьте себе ладонь размером с эту самую грудь, или грудь, аккурат с ладонь величиной…

Впрочем, теперь не важно.

Прижалась Люська этим волшебным приспособлением ко мне, пуще прежнего задрожала.

Обнял её. Слышу – в каждой клеточке по сердцу.

Лежим, прижавшись, дрожим, зубами клацаем.

Всё, хана, думаю, пропал ты, парень. Это же вроде как подстава.

Нижний мозг сигналит в порт – штормить начинает, пора судно в гавань загонять.

В голове звон, кровь по венам с шелестящим шумом проскальзывает. Мачта сама собой поднимается.

Во рту сухо, зато в штанах приливное движение.

Люська припала к моим губам, присосалась.

Сладенькая. Сил нет. Мышцы мои окаменели, подчиняясь одной-единственной цели – войти немедленно, пока шторм не начался, в порт приписки.

Все действия возбуждённого чувственной стихией тела сосредоточены на завоевании скользкой, открывающейся для стыковки гаванью, которая, в свою очередь, отключило соображение не только у меня, но и у разволновавшейся не в меру Люськи.

Девочка тоже поплыла. Взобралась на волну невменяемого желания, подгоняемую сексуальным расстройством, вызванным неожиданной ссорой с любимым и мечется, пытаясь удержаться на гребне.