Я тебя отвоюю

Стас не скрывал, что относится с иронией к тому, что если Даше нужно куда-то уехать, то в квартиру приезжает мать, отец, Артём. Отдавал себе отчет, что такое поведение — не на ровном месте и имеет под собой почву, но и сам дико устал от состояния больного, который в любую секунду может вдруг рухнуть замертво, каким, наверняка, и себе-то боясь признать в этом, видели его родные.

Он же, как ни странно, чувствовал в себе силы. Жить, бороться, побеждать. Случившееся стало для него самым страшным, но самым поучительным уроком. И пусть вспоминать то, что было с самого начала, до сих пор было невыносимо (не было смысла хорохориться — тогда накрыла безысходность), именно это и стало толчком… Менять себя. Свое отношение ко всему, что происходит вокруг. Свои приоритеты и учиться работать с эмоциями. Не копить, а отпускать. Не терпеть, а забивать. Он когда-то пытался научить этому Дашу, оказалось, учиться нужно было самому. Теперь они учились вдвоем. Всему только вдвоем.

— Привет, — Даша произнесла тихо, позволяя себе легкую улыбку, когда Стас проснулся, тоже повернулся на бок. Даже не кивнул, а медленно закрыл и снова открыл глаза — это было его привычное приветствие.

До случившегося просыпаться немного раньше и видеть его рядом уже было для Даши сродни чуду, а теперь… Теперь все ощущалось иначе. Ярче, острее, важнее…

Она пододвинулась на кровати, запустила пальцы в его волосы — отросшие, надо бы записать на стрижку, боднула носом его нос, а потом уткнулась в шею, чувствуя, как мужские руки обнимают, пальцы, снова способные на это, водят по выступающим позвонкам, пробравшись под майку, сделала глубокий вдох, задержала дыхание, остановила мгновение…

Теперь простая возможность обнять его утром, только проснувшись, казалась высшим благословением и самым настоящим даром.

Они провели вот так, в обнимку, добрых пять минут, после чего первым зашевелился Стас. Снял руки, снова лег на спину, сначала сел, потом встал…

Сделал это более чем проворно… И не следи Даша с такой пристальностью за каждым его движением, вряд ли заметила бы, что чуть повело, но он быстро поймал ось.

Оглянулся, улыбнулся, кивнул на дверь из спальни… Это означало вопрос: «кто первый в душ?». Это Даша тоже уже знала.

— Иди ты.

Кивнул, вышел…

Даша по привычке внимательно слушала, как он идет по коридору. Отмечала, что интервал между шагами одинаковые — значит, не прихрамывает. Снова перекатилась на спину, уставилась в потолок…

Закусила губу, нахмурила брови, задумалась… А это когда-то пройдет? Вот эта ее привычка следить за интервалами между шагами? Заглядывать в лицо? Замирать, если промахивается спичкой мимо терки для зажигания?

Любой человек ведь может запнуться, замяться, промахнуться. Любой… Но когда это делает он — сердце вечно ухает в пятки.

Отгоняя тревожные мысли, Даша встала, застелила постель, прошла до кухни. Зная, что Стас любит поплескаться, заварила себе кофе. Даже за стол не села, так и осталась стоять, глядя за окно — на пасмурное небо, полноценно-осеннее, на бесстрашных птиц, которые рассекают эту серость…

Слышала, что дверь ванной открылась, снова засекала интервалы между шагами, пока они не остановились четко за ее спиной, пока руки не устроились на бедрах, пока напряженный пах не прижался к ягодицам, а губы не коснулись уха…

— Моя очередь, — пока Даша не высвободилась, улыбнулась с явно излишним энтузиазмом, вышла из кухни. Знала, что Стас смотрит вслед и хмурится, а сама закусывала щеку изнутри, испытывая одновременно сожаление, стыд, страх…

Закрылась в ванной, скинула одежду, забралась под струи. Прислонилась лбом к кафелю, закрыла глаза, шепнула злое:

— Дура ты… Носик. Соберись наконец-то…

Но это не помогало. К сожалению.

Не помогало ни это, ни медицинское образование, ни вроде бы холодный ум, который… Напрочь отказывался включаться. Точнее, не позволял себе же отключиться.

Она волновалась о Стасе на постоянной основе. И эта тревожность ее не отпускала ни на секунду. И расслабиться она тоже не могла. Ни разу за это время. Ни разу с тех пор, как он начал делать подобные шаги в ее сторону.

И по уму бы сесть, поговорить, объяснить свою позицию — чтобы он не думал, что Даша брезгует, потеряла желание или перестала воспринимать его, как мужчину, но она каждый раз вот так сбегала. А когда возвращалась, Стас делал вид, что ничего не произошло.

Сам не спрашивал, а она… Жутко боялась, что вывалит на него весь свой страх, и он снова начнет чувствовать себя ответственным за то, что испытывает она. Снова посчитает, что это он создает неудобство.

Даша с остервенением пенила сначала шампунь на волосах, потом гель для душа на мочалке, терла тело — тоже с остервенением, продолжая мысленно себя ругать, настраиваться… На то, что выйдет из ванной, попросит Стаса сесть на кухне напротив, скажет, как есть, чтобы он ничего себе не думал, а потом… В следующий раз уже не сбежит так позорно.