Я тебя отвоюю

Даша сидела на полу, прислонившись спиной к кровати. Держала в руках телефон с черным экраном, а сама смотрела в стену напротив. Стеклянным, не моргающим взглядом. Не повернулась даже, когда он вошел. Не сказала ничего. Будто в ступор впала.

Наверное, кто-то мудрый посоветовал бы Стасу закрыть дверь с той стороны, дать человеку прийти в себя, и уже потом, когда все осмыслит, сама сложит, найдет в себе силы выйти, поговорить. Но он никогда не слушал мудрецов.

Поэтому опустился рядом с ней на пол, обнял за плечо, чувствуя, что ее потряхивает знатно, что голову тяжелую опускает на его плечо, что наконец-то глаза закрывает, и тут же по щеке скатывается слезинка.

— Ты спросишь, Носик, или мне самому все с самого начала рассказать?

— Самому… — говорит одно единственное слово, а потом чуть поворачивается, скользит рукой по рубашке от груди до шеи, еще выше — зарывается пальцами в волосы, носом касается щеки, делая какой-то отчаянный вдох.

* * *

— Ты маленькая была совсем, Носик. Шестнадцать всего. А мне двадцать один. Тёма видел, что я смотрю на тебя, поговорить всегда рад, почти сразу засек, что дело нечисто. Вызвал на разговор. И он прав был, Даш. Я совсем ветреный был тогда. Мне кажется, ты и то серьезней меня… Тёма потребовал, чтобы я в твою сторону не дышал даже. Где-то как сейчас… — Стас хмыкнул, хотя понимал, что это условно уместно. — Но мата было меньше. А вот аргументы те же. Либо дружба, либо ты. Я выбрал дружбу.

Девичьи пальцы отреагировали на слова — чуть сжали волосы, доставляя саднящую боль. Ничто, по сравнению с той болью, которую ей сейчас доставляли слова.

— И это был правильный выбор, Даш. Мне так кажется. Точнее и выбора-то не было. Это ничем не закончилось бы. У меня было десять влюбленностей в году. До Дины… На ней как-то замкнуло… Поэтому не злись на Артёма. Он… Заботится. И тогда не ошибся. Я только сердце бы тебе разбил…

— А так вырвал… — Даша не хотела перебивать, да и боялась, что начнет говорить она — закончит Стас. А значит, она снова окажется в неведении. Как всю сознательную жизнь, в которой решение принимают все, но не она. А когда пытается — получает по носу.

— Я никогда не врал тебе, Дашка. Когда говорил, что Дину люблю — любил. Когда дружбу предлагал — хотел дружбы. Думал, ты… Счастлива. Хотел побыть рядом со счастливым человеком. Ты ведь действительно такой казалась. Всем, не только мне. Но когда ближе подпустила, понял, что сомневаешься… С собой не сопоставлял, это было бы слишком эгоистично. Но в чем причина — понять не мог.

— В том, что за меня все решают, Стас. Все. И всё. Ты решил, что в шестнадцать рано было, что сердце мне разобьешь. Артём, что ему виднее, кто мне нужен. Родители, что я заслуживаю, чтобы рядом со мной был образцовый. Вот я и нашла… Образцового. Богдан решил, что удобство — это любовь. А я всех вас хотела сделать счастливыми. Я все ваши решения принимала. Соглашалась на них. Я надеялась, что этого мне будет достаточно. Что если ты хочешь быть с Диной — этого мне достаточно. Что если родные хотят видеть меня замужем за Богданом — этого мне достаточно. Что если Богдану нужен комфорт — этого мне достаточно. Но ни черта! Ни черта, Стас! — не хотела перебивать, а начала говорить… И остановиться уже не могла. От сидевшего рядом Волошина отлипла, отодвинулась чуть, смотрела прямо в глаза и во второй раз в жизни позволяла себе говорить то, что хотела сама. Что сама чувствовала. — Мне этого недостаточно. Я хочу… Страдать хочу, любить хочу, ошибок хочу. Своих! Понимаешь?

Конечно, он не понимал. Никто понять не смог бы, да только…

Это Стас к ее губам потянулся. Это он за затылок к себе притянул. Он целовать начал… Слишком страстно, как для благотворительности.

— Ты этого хочешь, Дашка?

Даша сама толком не объяснила бы, как оказалась у него на коленях, как снова в волосы зарылась и к губам тянуться стала, когда он чуть отклонился, ловя взгляд, задавая вопрос.

— Этого, — ее ответ был честным. Потому что «страдать, любить, ошибки» — это ведь о нем все.

— Тогда игр не будет, Даш. Я или другой. Сейчас решай.

Наверное, это был выбор, который должен был заставить волосы на загривке дыбом встать, кожу на руках мурашками покрыться, сердце ускориться, но… Это все уже произошло чуть раньше, когда поцеловал. Поэтому-то выбора и не было. Никогда не было.

— Ты.

И окончательно к черту все. Призрачная стабильность. Перспективы тихого уюта. Последняя надежда на долго и почти счастливо вместе. Потому что, когда на одной чаше весов любовь, вес второй значения уже не имеет.

— Нахер всё. — Стас себе сказал, Дашка не должна была знать, что это решение значит для него, какую ответственность он берет на себя, и как хорошо понимает, что их ждет впереди. Но и он не свернул бы.

— И всех. Тоже. Нахер… — а когда она ответила, будто понимая… Горевшие все это время мосты наконец-то обвалились.

Глава 16

— Почему встала, Дашка?

— А ты куришь почему? Жалеешь?

Стас стоял в темноте все той же кухни, опять куря в окно, открытое на проветривание.