И играть вроде бы хорошо, но ведь хочется не только играть. Поэтому Даша сама потянулась к уже его футболке, проделала тот же фокус, что он недавно, придвинулась на коленях еще ближе, прекрасно ощущая, что ее хотят не меньше, чем хочет она. Прижалась кожей к коже, обвила шею руками, приблизилась к самым губам, выдохнула в них:
— Либо «Даша», Стас, либо ты — гребанный извращенец…
Он хмыкнул — тоже прямо в губы, руки опустились по спине к ягодицам, сжимая.
— Как скажешь, Даша.
На этом разговоры пусть временно, но прекратились. Они целовались упоительно, оттягивая неизбежность, которая плела узлы в животах.
Стас и сам бы вряд ли объяснил, как умудрился на ноги встать, удержав при этом Дашу на себе, развернуться, опустить на кровать мягко. Дашу-Носика, обвившую его конечностями, словно обезьянка ствол дерева… Победить в войне с джинсами — точнее с замком, стянуть их вместе с бельем, бросить куда-то…
И снова целовать, позволяя рукам гулять по телу уверенней. Уже не просто пританцовывая щекоткой, но клеймя отпечатками пальцев, которые на завтра, может быть, где-то окажутся синяками. Но Даша явно не боялась таких последствий — сама царапнуть могла, куснуть, сжать сверх меры… Потянуться уже к его ремню, не тратя времени, не отрываясь от губ… Справиться с ним, руками, пятками, с пыхтением и ругательствами сквозь зубы, а еще под сопровождение его смеха, стягивать одежду теперь с него, потом дрожать нетерпеливо, обвивая ногами пока неизвестное, но настолько любимое уже тело, заглядывать в глаза, гладить по щеке, снова касаться губ.
— Я люблю тебя. Пусть ты меня пока нет, но я тебя уже. И нам хватит…
Даша не хотела ни обидеть, ни «выжать» ответную ложь. Просто… Ее переполняло, и не было сил сдержаться. Отсутствие ответа не царапнуло бы. Ложь тоже. А он, как всегда, оказался честным.
— Я не буду говорить, учись чувствовать, Даш… — и снова целовал — так, что самому недоверчивому в мире Носику все же хотелось верить, что чувствует она ответную любовь. Пусть пока и не такую зрелую, осознанную, как ее. — Черт, Дашка… — а потом Стас снова от губ оторвался, посмотрел в глаза — то ли еще с досадой, то ли уже с болью… — У меня презервативов…
— Я на таблетках, — Даша не дала договорить. Притянула его лицо к своему, а телом подалась навстречу. Соврала. Так же, как Дина, но наоборот. И не страшно было. Совершенно не было.
Снова позже на кухне.
— Ты действительно сказала Богдану, что…
— Нет. Не говорила. Это уже сарафанное радио, но, если честно… — Даша хмыкнула, водя пальцем по ободку чашки с чаем. Стас заварил, раз уж спать обоим не хотелось. — Сейчас уже без разницы, — легкомысленно плечами передернула, бросая на сидевшего напротив Стаса немного испуганный взгляд.
— Но ты же понимаешь, что в словах Артёма много правды…
— Понимаю, конечно. Но мне все равно. Мне важно только то, что ты сказал. Я верю тебе. А что остальные… Скажут, подумают, как посмотрят… Не имеет никакого значения. Была двадцать пять лет образцовым Носиком — побуду теперь… Изменницей-любовницей.
— Ты никому не изменяла, — Стасу почему-то казалось очень важным убедить Дашу в том, что она осталась тем самым образцовым Носиком. В его голове ведь осталась. Даже больше — стала еще более образцовым… И еще более ранимым.
— Да. Я заставила изменить тебя… — и даже поверить было сложно в то, что она на самом деле произносит такие слова.
— Думаешь, заставила? — звучало необычайно серьезно, но отчего-то комично. Перед глазами пронеслись воспоминания о том, как именно «заставляла». Стас не сдержался от того, чтобы потянуться к ее лицу, щелкнуть по носу. Изменницу-любовницу.
— Если бы не пришла к тебе… Не подслушала… Не расплакалась… Ничего бы не было… — Даша же сказала так уверенно, буднично, обреченно, что даже у Стаса в сердце чуть кольнуло.
— Было бы, просто позже. Дело ведь не только в тебе, Дашка. Во мне тоже. Думаешь, я не умею вовремя остановиться? Умею. Но не хочу. С тобой. Почему-то…
Даша слушала его ответ — отрывистый, немногословный, и чувствовала, как сердце совершает кульбиты. На каждом слове.
— И я не шутил, Даш.
— Насчет?
— Насчет виляний и вранья.
Даша кивнула, а что еще сказать — не знала. Была уверена, что со Стасом у нее все будет иначе… Если когда-то будет… А получилось… Что начала с того же — солгала. И теперь они вроде как на пороховой бочке.
— Не хочу вилять больше. Устала. Я к тебе виляла ведь… В мыслях… Все это время. Не рассказывала Богдану, что… Что мы видимся. Про параплан не рассказала. Вела себя, как… Ужасно, — каяться стоило бы не перед Стасом, но Даше нужно было признаться в этом именно ему.
— Все совершают ошибки, Дашка. Главное, успеть вовремя их исправить.
— А это было вовремя?
— В какой-то степени. По крайней мере, не слишком поздно…