— Батя мой неплохой человек, но как бы это сказать — слабохарактерный. Ну, знаешь, куда ветер подует… Когда мама начала пить, он мог на нее повлиять. По-мужски. Мог. Но не стал. Нет, не то, чтобы совсем молчал — пытался там что-то, но она его не слушала, все обвиняла, что это из-за него она «до такой жизни докатилась». Мол, нищие, все дела. Жили мы и правда хреново — отец никак не мог устроиться на нормальную работу, мать вечно выгоняли за то, что приходила поддатая, короче, полная задница. Я мелким был, но хорошо то время помню. Такое попробуй забыть, — губы трогает горькая усмешка, а потом он снова становится серьезным, и я понимаю, что мы подошли к самому главному. — Года через полтора после смерти матери он познакомился там с одной, нормальная тетка, конфеты нам с Андрюхой передавала. Батя вроде как отживел, намекал, что скоро у нас, может, новая мама появится. Нормально все шло и реально начало казаться, что забрезжил слабый свет в конце нашего наполненного бесконечным дерьмом тоннеля. А потом, когда отец был у нее дома, у этой тетки, туда заявился ее бывший муж, начал распускать руки, избил ее жутко. Ну у отца кукушку и сорвало. Он не хотел его убивать, просто так получилось. Иначе тот мужик бы ее реально прикончил.
— А ее показания разве не приняли в расчет?
— Приняли, но это особо не помогло. Заяв в ментовку от нее на бывшего никогда не поступало, перед законом он был законопослушным гражданином, бывший военный, а вот мой отец цветмет на работе воровал, за что и был когда-то уволен по статье. Да и вообще репутация так себе. Короче, сама знаешь, прокурору лишь бы найти козла отпущения и побыстрее закрыть дело. К тому же, как я потом узнал, мой отец и твой в прошлом были знакомы. Но, как видишь, друзьями их назвать было сложно.
— Мой отец знал твоего? Но как? Откуда? Они учились вместе?
— Тут ничего не скажу, не знаю.
То, что папа знал отца Кнута насторожило. Если так, то вариант с «чем-то личным» обретает под собой вполне реальную почву. Я люблю своего отца, очень, даже не смотря на то, что он мне врал. Он единственный близкий для меня человек, он мой папа и другого у меня нет, но так же я прекрасно знаю его характер. Очень сложный. Принципиальный. И мстительный, как бы мне не хотелось думать о нем иначе.
Все так сложно… Ну почему именно Кнут, а не кто-то другой? Почему не Кирилл — наши родители отлично спелись, все было бы так гладко. Но нет, я не ищу легких путей.
Влюбиться в парня, который абсолютно тебе не подходит? Спроси меня, как.
Запускаю пальцы в его уже слегка отросшие волосы. Забавно, оказывается, они вьются. Наверное, поэтому от так коротко стрижется.
— Из тебя получилась бы милая девчонка, — дразнюсь. — Наверное, в детстве ты был чертовым обаяшкой.
Кнут закатыват глаза и, перевернувшись на живот, рывком подсовывает меня под себя.
— А ты, наверное, была той еще набалованой папиной дочкой.
— Почему это была? Даже обидно.
Но я не могу без него, без моего ненормального Кнута. Он не на запястье мне татуировку выбил — поставил инициалы на сердце.
Я люблю папу, много лет у меня не было никого ближе него, но сейчас я узнала, каково это — любить мужчину совсем не родственной любовью, и чувство это во много раз сильнее.
Мне будет тяжело перестать общаться с отцом, но разрыв с Кнутом я не переживу.
Вот так, играючи, я и сделала свой судьбоносный выбор. Еще не зная, куда он меня приведет.
Глава 38
Я бунтую, выражая открытый протест, отстаивая свое право любить того, кого люблю я!
Я затолкала свои чопорные тряпки в дальний ящик, забив шкаф до отказа кислотными топиками и покрасила пряди в розовый цвет, от чего отец в прямом смысле взялся за сердце.
Я уже не стесняюсь гонять на развалюхе Кнута среди белого дня и ходить с ним за руку в час-пик в центре города. И пусть смотрят, плевать.
Это моя жизнь. Только моя.
А еще я на себе ощутила, как быстро распространяются слухи… Стоило мне впервые показаться с ним в «приличном» обществе, как я сразу же из хорошей девочки, дочери прокурора, превратилась в распущенную «шалаву». А вчера услышала шепоток, что он посадил меня на «какие-то наркотики». Смешно, ведь мы даже не пьем, а дурной блеск глаз… да что бы эти идиоты понимали.
Включив кофеварку, падаю на диван кухонного уголка и достаю из кармана черный лак. Отец, отпивая чай, с ужасом наблюдает, как угольная полоса покрывает мой ноготь и послабляет узел туго завязанного галстука.
— Это глупо. Тебе не тринадцать. Что ты хочешь мне этим доказать?
— А с чего ты взял, что я этим что-то доказываю? — поднимаю на него взгляд и замечаю, как отец осунулся. Даже как будто постарел.
Мне неприятно видеть как он расстроен, видит Бог — я не хотела его разочаровать, и позорить фамилию не собиралась, но что я могу сделать, если мое сердце выбрало «неподходящего»?
Мне не доставляет радости происходящее, но я не показываю вида. Сейчас тот самый переломный момент, когда он или махнет рукой, позволив мне самой набивать собственные шишки, или сломает меня, заставив вновь плясать под его «правильную» дудку. А я устала быть дресированным пуделем.