Я тебя получу

Макаю кисточку в лак и крашу следующий ноготь, заталкивая подальше скребущееся чувство вины.

Я все делаю правильно.

Отец долго перемешивает чай, а затем, шумно выдохнув, со звоном бросает ложку на стол.

— Я запру тебя дома.

— Боже, пап, может, хватит уже! — проснувшееся было чувство вины, сверкая пятками, снова испаряется. — Я уважаю твои с трудом заработанные регалии, но ты права не имеешь. Мне девятнадцать и я не делаю ничего противозаконного.

— Ты жизнь свою ломаешь, дурочка! На меня уже на работе косятся.

— И что с того? Посоветуй им посетить окулиста.

— Не дерзи отцу! — удар ладонью по столу. — Мне стыдно в глаза людям смотреть! Вот за что ты так со мной? Я чего-то тебе не додал? Ты мало путешествовала? Плохо питалась? Что я делал не так?! Да я даже больше не женился, потому что не хотел травмировать тебя. Все для тебя, вообще все!

— Да ты задушил меня своей любовью! — взрываюсь. Флакон опрокидывается, по столешнице растекается липкая черная лужа. — Я всю жизнь делала то, что хотел ты! Гимназию выбрал ты, в музыкальную школу меня привел ты, даже на юридический я поступила потому что ты настоял!

— Ты же любила фортепиано…

— Любила! Но это не отменяет того факта, что играть я хотела на флейте, но ты сказал, что это «не солидно». В общем, спасибо за все, пап, искренне, но парня я выберу себе сама.

— Но он же отоморозок! Голодранец! А если у вас дети появятся… — в глазах священный ужас.

— Знаешь, папа, если у нас появятся дети — я буду только рада. Я хочу прожить с ним до глубокой старости и подставлять свою клюку, когда он будет падать.

— Боже мой, пусть мне это снится, — опускает локти на стол и закрывает лицо руками. — Всю душу вложить в ребенка и в ответ получить такое… За что? Вот за что, Мань?!

Мне жаль его! Я злюсь… но мне так его жаль.

Обхожу стол и обнимаю папу со спины за плечи.

— Пап, ну вспомни себя, свою первую любовь. Вспомни то чувство! Скажи, ты слушал хоть кого-то?

— Я слушал свой разум. И моя первая любовь… не хочу даже вспоминать. Она вышла за нищего идиота и этим сломала свою жизнь. А я женился на маме и это было самое верное решение принятое мной когда-либо.

— То есть, любил одну, а женился на другой?

— Я этого не говорил… — запинается. Тяжело вздыхает. — Жизнь сложнее, чем нам кажется, Маша. И она не терпит сослагательных наклонений. А еще больно бьет под дых, если мы делаем неправильный выбор. Ты совершаешь сейчас огромную глупость — идешь на поводу у взбесившихся гормонов, совершенно не думая о последствиях.

— Можно я все-таки сама решу, ладно? — убираю от него руки и, наплевав на засыхающую кляксу лака, уже было выхожу из кухни, но в последний момент оборачиваюсь: — А что с ней стало?

— С кем? — поднимает на меня уставший взгляд.

— Ну, с той девушкой. Твоей первой любовью.

— Она… плохо кончила. Видишь, один неверный шаг — и все катится к чертям. Остановись, Мань. Прошу тебя — остановись.

— Прости, пап. Но детство кончилось, хочешь ты этого или нет, но я уже не твоя маленькая дочка.

Ухожу в свою комнату, унося на плечах многотонный груз отцовского разочарования и… крошечный осадок от полуоткровенной беседы. Очень уж сценарий той женщины, его первой любви, перекликается с моим. Она выбрала не папу, а какого-то другого парня, видимо, не такого перспективного, как и я оставила Кирилла ради, что уж — разгильдяя Кнута… А потом вспоминаю его улыбку, наши поцелуи… и крохи сомнений снова испаряются.

Я люблю его и все делаю правильно. Он — другой, я — другая. И сценарий нашей жизни только в наших руках.

Я не хочу расстраивать папу, но что мне делать со своими чувствами? Да, я влюбилась «не в того», но ведь влюбилась не на зло кому-то! Просто так вышло. Он смирится. Рано или поздно это произойдет. И обязательно изменит свое мнение о Паше, когда поймет какой он. Когда увидит, как он ко мне относится.

— Ты снова едешь к нему? — доносится за спиной.

Киваю, заталкивая в сумку косметичку.

— И во сколько вернешься?

— Не знаю. Может, завтра утром.

— Может?! — взвивается.

Оборачиваюсь, раздраженно сверкая глазами.

— Да, может! А может, послезавтра! А еще может, вообще через неделю! Я совершеннолетняя, хватит уже диктовать мне, как жить. Все, устала! — перекидываю через плечо кожаный ремешок. — Не волнуйся, он не продаст меня на органы. Хотел бы — уже́.

— Это не смешно! — багровеет. — Раньше ты никогда так не дерзила. От него нахваталась?

— Раньше все было иначе, а теперь по-другому. Ну все, правда, сколько можно уже, — протискиваюсь мимо отца, но он не дает мне больше и шагу сделать — больно хватает за предплечье:

— Чтобы вернулась не позже двенадцати. Поняла меня?

— А вот это точно уже не смешно, — дергаюсь, но он не отпускает.

— Я сказал — не позже двенадцати. Только попробуй ослушаться!

— И что будет? Снова меня ударишь? А может, вообще посадишь? Ты же всемогущий и с главным судьей на короткой ноге. Да, пап?

Глядя в его зло прищуренные глаза меня осеняет неприятная догадка. И судя по тому, как изменилась интонация его взгляда, он понял, о чем я подумала.

— Только попробуй что-то ему сделать, — шиплю. — Слышишь? Только попробуй!