Я тебя тоже

Если я выберусь отсюда, то непременно нарисую лес. С его глубокой зеленью, с силуэтами птиц и животных. Пускай он будет окутан дымкой утреннего тумана, чуть размыт. А где-то вдали, между пушистых крон деревьев, будет проглядывать кусочек восходящего солнца.

- Мазня! – вынес свой вердикт Ленька, увидев одну из самых удачных, на мой взгляд, картин. Мой брат оказался консерватором, и Ван Гогу предпочитал Шишкина. Теперь я пытаюсь представить в деталях, каким будет мое полотно. Я нарисую его и покажу Леньке. И ему обязательно понравится.

Глава 35. Рита

«Телефон абонента выключен, или находится вне зоны действия сети», - равнодушным тоном повторяет женский голос. И зачем только я перезваниваю? Ведь заботливый оператор уведомит меня, когда абонент будет доступен для звонка. Но вдруг сбой в сети? И я не узнаю об этом. Спустя каких-то десять минут, я вновь набираю номер. Но, не дождавшись ответа, нажимаю отбой.

Я открываю сообщения от Вадима. Я знаю их наизусть. Эти бессмысленные обрывки фраз не дают ни малейшего представления о его намерениях. Я хочу видеть его лицо, я хочу смотреть ему в глаза! Что изменилось в них с тех пор?

«Пока не знаю, как получится, возможно, завтра», - написал он. В ответ на мое: «когда тебя ждать домой». «Завтра» уже наступило, но телефон молчит.

- Завтра, завтра, завтра, - как заклинание, повторяю я, и закрываю лицо руками. Каждое слово звучит в голове навязчивой чередой. Как будто разум играет со мной, проверяя, насколько хватит моего терпения. Я заставляю себя встать с дивана.

Темнота ночного неба сродни черному квадрату. В обрамлении белоснежных оконных рам картина кажется завершенной. Не хватает только автографа художника. Когда глаза привыкают к темноте, на небе более явственно проступают звезды. Еще секунду назад оно казалось пустым. Здесь, в городе, не видно всей красоты. Небо, словно стесняясь, прячет их от любопытных глаз. И только вдалеке от городских огней, в спасительной темноте, украшаясь миллионом сияющих пылинок, позволяет взглянуть на свои богатства.

Моей ноги касается пушистый кошачий хвост. Мурка настойчиво мурчит, петляя между голых щиколоток, задевая коготками ковер.

- Пойдем, поедим, - предлагаю я вслух. И Мурка весело семенит за мной на кухню.

Стоит мне открыть холодильник, как кошка заходится в радостном вопле. Я снимаю с дверцы маленький пакетик кошачьего корма. И она в предвкушении перебирает лапками. Хвост вибрирует, и, кажется, она вот-вот взлетит.

- Есть на ночь не хорошо, - говорю я кошке, - но мы никому не скажем.

Пока закипает чайник, мастерю себе бутерброд. Из-под стола слышится ритмичное чавканье.

- Не забудь вымыть за собой посуду, - обычно говорила Зойка, когда была младше, поучая кошку на мой манер. Я жую свой резиновый сендвич, совсем не чувствуя вкуса. Как будто все рецепторы разом взбунтовались и объявили забастовку.

Он мог написать хотя бы одно ласковое слово. Хоть бы один короткий намек на то, что я нужна ему. Как раньше, когда каждая запятая была пропитана любовью.

- Как раньше уже не будет! – некстати вспыхивают в памяти Ленкины пророчества. «Пускай!» - упрямо думаю я, - «Но ведь что-то же должно остаться. Такое чувство не проходит бесследно. Ведь мое чувство к нему не прошло».

Кажется, что время неумолимо мчится вперед, унося все прекрасное, что было. Когда тебе совсем не много лет и впереди целая жизнь, твоим единственным преимуществом становится время. Что еще нужно, когда ты молода и прекрасна? Ни денег, ни уверенности в завтрашнем дне, ни планов на будущее. Которое представляется таким неизмеримо далеким и бесконечно длинным. И, кажется, так будет всегда! Но время ускользает... И однажды вместо бескрайних просторов впереди ты видишь вполне обозримый горизонт. Жизнь конечна, и как бы нам ни хотелось остановиться на середине пути, нужно идти вперед. Без остановок, с каждым новым шагом приближая неизбежный конец.

Из ступора меня выдергивает звук открывающейся двери. Такой неожиданно громкий в тишине ночного дома, что я испуганно вздрагиваю. «Нина?» - настороженно пытаюсь угадать ночного визитера. Сдержанное шуршание сменяется громким стуком. В прихожей вспыхивает свет. «Вадим?» - я растерянно смотрю на мужа, который, пока еще не видя меня, торопливо раздевается. Вот на полу остались стоять его кожаные туфли, плащ цвета мокрого асфальта занял свое место на вешалке. Маленький чемоданчик, натворивший столько шума, сиротливо подпирает стену, уронив на пол длинную ручку. Муж привычным движением поправляет волосы и, наконец, выпрямляется.

- Рита? – он смотрит на меня, удивленный тем, что я здесь, - Прости, не хотел шуметь. Зойка спит?

- Зойки нет, - тихо отвечаю я, пропуская его в гостиную, - она ночует у Садовских.

Я оглядываю мужа с ног до головы, пытаясь угадать его настроение. Он выглядит непривычно рассеянным. Морщина на лбу образует глубокую борозду. Напряженный взгляд блуждает по комнате, словно ища чего-то.