Я тебя тоже

То, что происходит со мной - чья-то злая шутка. А может быть, я сошла с ума? И отныне существую в вымышленном мире? В свое время я увлеклась всевозможными фильмами про людей с психическими отклонениями. И потому представляю себе, какую игру способен затеять с человеком его собственный мозг. В какой-то момент я даже всерьез вознамерилась стать психологом. Чтобы на законных основаниях копаться в чужой голове. Ведь это гораздо интереснее, чем быть, к примеру, терапевтом, руководствующимся правилами, изложенными в учебнике по медицине. Психология исключает любые правила. Человеческая душа - это целая вселенная! Непостижимая и неизведанная.

Но с чего вдруг мне подозревать саму себя? Ведь я вполне нормальный человек. Пожалуй, даже слишком! В моей жизни не случалось ничего сверхъестественного. Мой дневной ритм подчинен строгому режиму, и даже отходу ко сну предшествует череда ритуалов. Быть может, в этом и беда? И в один прекрасный момент моя нормальность обратилась против меня?

«Нет», - успокаиваю я себя. Ведь это все реально. Я чувствую боль от натертых веревками запястий. Ощущаю безумный голод. Кажется, еще чуть-чуть и мой желудок начнет переваривать сам себя. Я свыклась с тишиной, и различаю малейшие шорохи. Я чувствую, я живу. По крайней мере, пока...

Ну вот, опять! Сердце заходится в бешеном стуке. Глаза наполняются слезами. Когда мне тяжело, я вспоминаю маму. В детстве мне так часто не хватало ее, что я почти свыклась с ее отсутствием. Я рисовала мамин образ в своем воображении. В периоды долгой разлуки пересматривала старые фото, чтобы не забыть ее лицо. Я думала, окажись она рядом, я стала бы самой счастливой на свете. Но, стоило ей возвратиться, как все изменилось. Я изменилась! Когда она была рядом, я могла днями не прикасаться к ней, проходить мимо, задевая плечом, избегая взгляда, ускользая из объятий. Таким образом, как будто наказывая, за то, что слишком мало ее было в моей жизни.

Но сейчас... Мне особенно хочется почувствовать тепло ее рук, ее запах, которым пропитано детство. Неужели больше никогда? Неужели я так и не смогу сказать ей, что она значит для меня? Неужели никогда больше не увижу Леньку? Не обниму теть Тоню, уткнувшись носом в ее мягкое, как пуховая подушка, плечо? Не услышу, как мурчит, лежа в любимом кресле, мой кот?  Эти простые человеческие радости, обыденные и привычные, вдруг обретают невероятную ценность.

Точно кадры старого черно-белого кино, возникают образы. Пасмурный день, тяжелое свинцовое небо. Мелкий дождь то и дело срывается, окропляя холодными каплями успевшую подсохнуть землю. Внезапные порывы ветра подхватывают разбросанные по траве сухие листья, треплют темные ленты венков. Они так плотно примыкают друг к другу, что не видно просветов. Похожие на спичечные коробки надгробия тянутся далеко, насколько хватает взгляда. Горстка женщин в черном, за спиной которых ровным строем стоят военные.

Честь уже отдана. Осталось проронить последние слезы. Но слез нет. Мои глаза абсолютно сухие. Предательски сухие. И мне отчасти стыдно за свое равнодушие, за нежелание плакать. Ведь я должна! Пожалуй, должна. И я пытаюсь, искренне пытаюсь выдавить из себя хотя бы каплю скорби. И не могу. Внутри пустота... Оттого мать в своем безутешном горе, сквозь пелену рыданий взывающая к Богу, кажется, мне жалкой и раздражает. Хочется уйти. Но слишком рано. Поэтому я стою, вглядываясь в лица родных и силясь понять, о чем думает каждый из них. О чем размышляет человек в момент прощания: о сказанном, о невысказанном? Пожалуй, каждый о своем. Пока у нас есть возможность что-то исправить, мы не спешим этого делать. Но, лишь утратив ее, осознаем, чего лишились. «Ах, если бы только повернуть время вспять, все было бы иначе», - думаем мы. Тем самым обманывая себя. Убеждая, что причина наших бед не в нас самих.

Голова кружится. И, если плотно зажмурить глаза, чтобы темноту окрасили вспышки яркого света, покажется, что ты летишь куда-то, сквозь космическое пространство. Мимо мелькают планеты, звезды подмигивают и проносятся так близко, на расстоянии вытянутой руки. «Ведь все это может быть сном», - думаю я, - «к примеру, летаргическим». Тем самым, которым, по одной из версий, уснул Николай Васильевич Гоголь. В момент, когда его сочли мертвым и похоронили. Быть может, и я уже лежу где-нибудь на глубине двух метров под землей.

«И кто назвал меня нормальной?», - мысленно усмехаюсь я своим гипотезам, - «Разве нормального человека могут посещать такие мысли?». Но эти странные фантазии отвлекают. И как мне раньше удавалось часами думать ни о чем! Пережевывать мысли, как безвкусную жвачку. Я тратила уйму времени, размышляя о зацепке на колготах, сломанном ногте, истекшем сроке годности кефира. Перебранке в очереди, невольной участницей которой я стала, и вариантах ответа на язвительную реплику невоспитанной продавщицы из отдела напротив.