Сейчас все это потеряло смысл, отвалилось, как ненужная шелуха. Все мои мысли сейчас заняты лишь поиском выхода. Которого нет! Я перебрала все варианты. Мое тело совсем не такое гибкое, каким я его считала. Я далеко не супер-женщина, способная выбраться из любой передряги. Я слабачка! Я трусиха! Нет, я не смирилась, просто я устала бороться. Мне больно, страшно, холодно. Меня непрерывно бьет озноб. Когда я не сплю, то плачу. Дрожа всем телом, под урчание голодного желудка, слушая хруст занемевших конечностей. Я почти привыкла к постоянной головной боли, к монотонному звону, что аккомпанирует моим бессмысленным попыткам что-то понять. Под этот аккомпанемент я погружаюсь в спасительный сон. Он вероятно и станет моей последней песней...
Я все чаще вспоминаю Вадима. «Как жаль, что он так и не увидит моих картин», - грустно думаю я. «Стоп! Брось хоронить себя! Мы еще поборемся!», - вяло протестует внутренний голос. Но какая-то часть меня понимает, что эта борьба напрасна. Слишком рано! Слишком... Почему сейчас? Ведь я еще так много могу дать этому миру, а он так много способен дать мне взамен. Я не готова! Я не хочу! Я снова и снова прошу судьбу дать мне ответ. Что я сделала не так? Как могу все исправить? Прошу озвучить цену моей свободы!
В восьмом классе, провожая в последний путь одну из одноклассниц, красивую, тонкую девочку Иру, стоя в числе таких же зареванных и оглушенных этой первой в жизни потерей, девчонок, я думала, что это самое страшное в жизни. Умереть вот так. От рук какого-то подонка, что взял на себя роль вершителя твоей судьбы. Ее долго и мучительно искали, пока однажды в лесополосе не обнаружилась изорванная и перепачканная кровью школьная форма. Когда человек умирает от болезни, в силу несчастного случая, или от старости - это отнюдь не то же самое. Почему нам уготована столь разная судьба? И кто решает, какой будет наша смерть: быстрой, медленной, болезненной, или долгожданной?
В голове сплошной вереницей мелькают тысячи вопросов. Одно обнадеживает. Если он скрывает свое лицо, значит боится. Боится, что я смогу опознать его. Но зачем бояться, если в итоге он планирует меня убить? Значит, я все-таки нужна ему живая. В таком случае есть два варианта. И каждый из них не сулит ничего хорошего.
Я много раз читала истории о том, как девушек похищали и долгое время держали взаперти. Кто знает, вдруг я стала жертвой чьей-то больной фантазии. Однако эта версия имеет ряд нестыковок. Как правило, такие похитители, невзирая на серьезные психические отклонения, имеют продуманную стратегию. Они заранее готовят бункер для своих пленниц. И это не временное пристанище. Ведь это место становится их домом порой на месяцы, или даже на годы. Вряд ли сарай, в котором я сейчас нахожусь, можно считать таковым. К тому же, подобным людям нет нужды скрываться. Ведь они не планируют отпускать свою жертву.
Вторая версия не многим лучше. Следуя ей, похитивший меня человек банальный шантажист и сделал это с целью наживы. Но только в желании заработать, он сильно промахнулся! Куда логичнее было бы украсть одну из дочерей Вадима, за которых он, как любящий отец, отдаст все, что угодно. Едва ли похититель был в курсе нашей любовной связи и не знал, что у Вадима есть дети. В противном случае, он полный идиот! Если только… ему нужны совсем не деньги. Тогда что? Что ему нужно?
Я испытываю облегчение, когда он уходит. Кто знает, чего ждать от этого недочеловека. Вдруг вместо воды он предложит мне выпить растворителя, или вместо бутербродов скормит дохлую мышь? Но с его уходом тают шансы узнать, зачем я здесь и что от меня требуется. Если это деньги, то сколько? А если не деньги, то что? Каждый раз я жду, что он заговорит, но он продолжает молчать. Вчера я решилась начать разговор. Я спросила, что ему нужно. Но, то ли мой вопрос звучал слишком высокомерно, то ли мой тон он счет чересчур надменным. Да уж, в моем положении стоит отбросить в сторону гордость и что есть сил давить на жалость.
Это отныне и станет моей стратегией. Я добавлю голосу жалобных ноток, и, с трудом сдерживая слезы, спрошу, что со мной будет. Это не сложно! В последнее время я часто плачу. Жаль, он не сможет увидеть моих глаз. Иначе бы точно проникся. Хотя, кого я обманываю? Разжалобить его все равно, что выпросить помилование у палача. Вероятно, он только ухмыльнется и еще туже затянет веревки.
Веревки… Я не могу больше терпеть эту невыносимую пытку. Я чувствую себя, как инвалид, прикованный к кровати. Каждый день за ритуалом пробуждения и тяжелого возвращения в реальность следует очередная попытка распутать веревки. Я долго и терпеливо ощупываю щиколотки, обвязанные в несколько слоев, пытаясь найти еще один узел. Но не проходит и пяти минут, как ноги начинает сводить судорога. Я превозмогаю боль, но каждый раз она побеждает и все начинается снова. В последний раз судорога так сильно скрутила мои несчастные конечности, что еще долго отзывалась стреляющей болью где-то в районе бедра.