Я, Титуба, ведьма из Салема

– Я заставлю тебя признаться в том, что ты сотворила с моими детьми, и сделаю так, чтобы тебя повесили. Красивый же плод появится на одном из деревьев Массачусетса!

В это время в комнату вошли госпожа Паррис и обе девочки. В руках у Абигайль был молитвенник.

Она и упала первой, принявшись вопить. Несколько мгновений Бетси стояла, покраснев и, как мне показалось, колеблясь между привязанностью и ужасом. Затем упала рядом с Абигайль.

В свою очередь, я заорала:

– Перестаньте, перестаньте! Бетси, Абигайль, вы хорошо знаете, что я никогда не делала вам зла! Особенно вам, Бетси! Все, что я хотела, – это делать добро!

Сэмюэль Паррис пошел прямо на меня; ненависть его была так сильна, что я пошатнулась, словно он меня ударил.

– Объяснись! Ты сказала слишком многое. Что ты им сделала?

В этот раз я снова была спасена толпой соседей, как и накануне, привлеченных шумом. Они в почтительном молчании встали вокруг девочек, которые продолжали корчиться в самых непристойных судорогах. Спустившийся в свою очередь Джон Индеец, не говоря ни слова, пошел на кухню за ведром воды и – плюх! – выплеснул ее на наших маленьких безумиц. Их это успокоило. Обе встали – мокрые насквозь, почти раскаивающиеся. Выстроившись вереницей, мы направились в молитвенный дом.

Переполох возобновился, когда мы занимали места на молитвенной скамье. У Джона Индейца было обыкновение заходить первым, следом шла я; таким образом мы с госпожой Паррис оказывались по обе стороны от девочек. Когда настала очередь Абигайль выйти вперед и преклонить колени рядом со мной, она остановилась, отпрыгнула к центральному проходу и подала голос.

Представьте себе воскресную службу в Салеме! Там были все: Джон Патнам – торговец ромом, Томас Патнам – сержант и Анна – его жена, Джилс Кори, его жена Марта, их дочери и мужья их дочерей, Джоанна Чибум, Натаниэль Ингерсолл, Джон Проктор и Элизабет… и еще, и еще! Я узнавала и другие лица с возбужденно блестящими глазами – лица девочек и совсем юных девушек, подруг Абигайль и Бетси по опасным играм. Как они горели желанием тоже броситься на пол, привлекая к себе взгляды собравшихся! Я чувствовала: стоит им только вступить в этот танец, они не успокоятся!

В тот раз Абигайль оказалась единственной, кто устроил крик, накручивая себя. Бетси не последовала ее примеру. Некоторое время спустя Абигайль замолчала и неподвижно распростерлась на полу с наполовину выбившимися из-под чепца волосами. Джон Индеец встал, вышел из-за скамьи и, взяв Абигайль на руки, отнес в дом. Остаток службы был без происшествий.

Признаю, я бесхитростна. В этом я убеждена: даже злодейское и преступное племя способно порождать чувствительных добрых людей подобно тому, как чахлое дерево может приносить щедрые плоды. Я верила в привязанность Бетси, определенно сбитой с пути не знаю кем, но не теряла надежды, что могу ее вернуть. И вот я воспользовалась мгновением, когда госпожа Паррис спустилась, чтобы ответить любопытным, которые целым потоком приходили справиться о состоянии девочек, чтобы подняться к ней в комнату.

В сумерках Бетси сидела у окна, ее пальцы неподвижно замерли на вышивке; на личике застыло такое выражение, что сердце у меня сжалось. При звуке моих шагов Бетси подняла голову, и ее рот тотчас же округлился, чтобы испустить крик. Поспешно подойдя к ней, я заткнула ее рот рукой. Она укусила меня так жестоко, что брызнула кровь; мы замерли, глядя друг на дружку, пока на полу медленно появлялся красный ручеек.

Несмотря на боль, я произнесла так мягко, как только могла:

– Бетси, кто настроил вас против меня?

Она покачала головой:

– Никто, никто.

Я настаивала:

– Это Абигайль?

Бетси продолжала качать головой, все более и более судорожно:

– Нет, нет, они только мне сказали: то, что вы мне делаете, – плохо!

Я произнесла тем же голосом:

– Почему вы говорите с ними об этом? Разве я не сказала вам, что это должно остаться между нами?

– Я не могла, не могла! Все то, что ты мне делала!

– Разве я вам не объяснила, что все это было ради вашего блага?

Ее верхняя губа задралась в омерзительной усмешке, открывающей нездоровые зубы.

– Это ты-то делаешь благо? Ты негритянка, Титуба! Ты только и можешь, что творить зло. Ты сама Зло!

Эти слова я уже слышала, точнее, читала их во взглядах. Но я и вообразить себе не могла, что они раздадутся из таких дорогих мне уст! Я буквально потеряла дар речи. Бетси прошипела, подобно зеленой мамбе с островов:

– Что было в ванне, которую ты заставила меня принять? Кровь новорожденного, которого ты умертвила своим злым умыслом?

Я была ошеломлена.

– А кот, которого ты кормишь каждое утро? Это Он, правда?

Я заплакала.

– А когда ты уходишь в лес, это чтобы встретить тех, других, таких же, как ты, и танцевать с ними, ведь так?

Я нашла силы выйти из комнаты.