Я, Титуба, ведьма из Салема

Мои глаза наполнялись слезами. Столько страданий ради каких-то вещественных благ!

– Ты даже представить себе не можешь, какова жадность этих негритянских королей! Они будут готовы продать своих подданных, если это разрешают законы, которым те не осмеливаются бросить вызов. А жестокие белые этим пользуются!

Еще мы часто говорили о будущем. Деодатус был первым, кто впрямую спросил меня:

– Что ты там собираешься делать?

И добавил:

– Какой смысл быть свободной, когда твои близкие в рабстве?

Я не нашла ничего в ответ. Потому что возвращалась в родную страну будто ребенок, который бежит к материнским юбкам, чтобы прижаться к ним.

Я пробормотала:

– Разыщу свою хижину в бывших владениях Дарнелла и…

Деодатус усмехнулся:

– Думаешь, она тебя там так и ждет? Ты когда уехала?

Меня мучили все эти вопросы, так как я и сама не знала, что на них ответить. Я ждала, надеясь, что мои подадут какой-то знак. Увы! Ничего не происходило, я по-прежнему оставалась одна. Одна. Так, как текущая вода рек привлекает духов, но морская, пребывающая в непрестанном движении, их пугает. Они держатся по берегам водных просторов, не переступая их и особенно не осмеливаясь остановиться над волнами:

Перейдите воду, о мои отцы!
Перейдите воду, о мои матери!

Молитва оставалась без ответа.

На четвертый день лихорадка, от которой я более или менее вылечила Деодатуса, проявилась у другого члена экипажа, затем у другого, а потом у еще одного. Нам пришлось смириться с тем, что на корабле эпидемия. Между Африкой, Америкой и Антильскими островами бродит столько видов лихорадки и скверных болезней, привлеченных грязью, теснотой и скудным питанием! На борту не было недостатка ни в роме, ни в лимонах с Азорских островов, ни в кайенском перце. Из всего этого я приготовляла снадобья, которые и давала горящим в лихорадке. Я вытирала пучками соломы потные беспокойные тела больных, делала все, что могла, и, без сомнения, с помощью Ман Яя мои усилия увенчались успехом. Умерло всего четверо; их бросили в море, заполнившее собой каждую складку их саванов.

Думаете, капитан выразил мне хоть какую-то признательность? На восьмой день, когда наступило полное безветрие, поверхность воды сделалась словно масляной, а корабль принялся раскачиваться, будто бабушкина люлька на веранде. Стэннард притащил меня за волосы к подножию большой мачты:

– Негритянка, если хочешь спасти свою шкуру, прикажи ветру подняться! У меня здесь скоропортящийся груз; если так будет продолжаться, я буду вынужден выбросить его за борт. Но сперва туда полетишь ты.

Мне ни разу не случалось подумать, что я могу повелевать природными стихиями. По сути дела, этот человек бросил мне вызов. Я повернулась к нему:

– Мне нужны живые животные!

Живые животные? К этому времени путешествия на корабле оставалось лишь несколько птиц, предназначенных к капитанскому столу, коза с выменем, раздутым от молока к его завтраку, и в дополнение к ним – несколько кошек, которые следили, чтобы на корабле не завелись мыши. Мне привели их всех.

Молоко, кровь! Не обладала ли я самыми главными жидкостями вместе с безропотной плотью жертв?

Я внимательно смотрела на море, но перед моими глазами расстилался сгоревший лес. Внезапно из неподвижных углей выскочила птица и поднялась прямо вверх, в направлении солнца. Потом она остановилась, описала круг, снова замерла, а затем продолжила свой молниеносный взлет. Я поняла, что это знак, и молитвы, которые я возносила в своем сердце, не остались без отклика.

Бесконечно долго птица оставалась всего лишь незаметной точкой, еле уловимой взглядом. Все замерло, будто в ожидании решения, которое примут таинственные силы. Затем пространство наполнил оглушительный свист, доносившийся с одной из сторон горизонта. Небо поменяло цвет, из ярко-синего сделавшись почти светло-серым. Море начало покрываться барашками, порыв ветра закрутился вокруг парусов, путая их, развязывая снасти, надвое разломив мачту, которая насмерть придавила матроса. Я поняла, что моих жертв оказалось недостаточно и невидимые требуют что-то еще в придачу к «безрогим баранам». На заре шестнадцатого дня мы прибыли на Барбадос.

В суматохе прибытия я поискала Деодатуса, чтобы попрощаться с ним, но тот исчез. Это повергло меня в печаль.

11

Мой нежный кривобокий притворный любовник! Я вспоминаю о скудном счастье, которое мы познали перед тем, как потерять друг друга навсегда!

Когда ты присоединялся ко мне на большой кровати в моей каморке, мы раскачивались, будто в пьяной лодке, вихляющей по бурному морю. Ты направлял меня ногами, будто гребец – веслами, и мы в конце концов достигали берега. Сон даровал нам нежность его пляжей, и утром, наполненные новыми силами, мы могли приступать к повседневным заботам.

Мой нежный кривобокий притворный любовник! В последнюю ночь, которую мы провели вместе, мы не занимались любовью, будто наши тела отступали перед нашими душами. И снова ты обвинял себя в жестокосердии. И снова я умоляла тебя оставить мне мои цепи.