Я - твое поражение (СИ)

- Смотри царь, как персы поступили с твоими людьми, чтобы мы никогда уже не смогли взять оружие и сражаться!

Ты стоял покачиваясь и широко раздувая ноздри, верный признак начинающегося бешённого раздражения.

- Ты будешь отомщён, друг, - решив взять на себя решение, громко воскликнул я.

Стоящие вокруг македонцы зашумели, выкрикивая проклятия персидскому царю.

- Молчать!

Я сначала подумал, что твой гнев обрушился на некстати загоготавших солдат, но нет, раскрасневшись, ты повернулся ко мне.

- Кто ты такой, чтобы принимать решения за царя? Иди, командуй в обоз! Считай стрелы и чини катапульты! Вон пошёл!

Все замерли, никто не мог поверить, чтобы ты обругал меня, а уж тем более, отослал от себя. Не веря происходящему, я неловко поклонился и быстрым шагом пошёл прочь. Меня сопровождало неловкое молчание, но, стоило отойти, как разговоры возобновились и ты уже совсем иным тоном начал говорить с военачальниками. Феликс бывший всегда рядом, участливо спросил, что ему делать.

- Ничего, все как обычно, давай-ка действительно проведём учёт наконечников для стрел, мы же не хотим чтобы они кончились в самый неподходящий момент.

- Гефестион, на тебе лица нет. Ты смертельно бледен!

- Ничего, вот увидишь, завтра Александр пришлёт за мной и все будет просто отлично.

- Сомневаюсь, когда он гаркнул на тебя, я аж присел от страха. И многие тоже, казалось здорово перепугались.

- Вот тебе и храбрые воины, а что будет когда они увидят персидских мечников? Обгадиться? Тогда может повернуть назад и сбежать, пока не поздно?

Феликс знал, что в моменты душевной боли я становлюсь жутко несносен и ругаюсь самыми грязными словами, употребляя крепкие выражения, поэтому не стал раздражать, а молча протянул бурдюк с вином.

- Выпей, легче станет.

- Благодарю!

Я ошибся, тебя хватило ровно до рассвета, кутаясь в серый простой плащ, ты разыскал меня сидящего на телеге и перебирающего стрелы.

- Шесть тысяч триста сорок пять, шесть тысяч триста сорок шесть, ой, сломанная, шесть тысяч триста сорок семь…

- Гефестион!

- Не мешай! Собьюсь. Шесть тысяч триста сорок восемь, шесть ты…

- Гефестион! Хватит! Я погорячился! Да перестань ты, считать эти проклятые стрелы! Приказываю остановись!

Выпустив из рук ясеневое древко, я поднял глаза.

- Зачем ты так?

- Ты первый унизил меня! Я один решаю, как поступать, почему ты всегда лезешь вперёд! Над нами смеётся половина армии, дескать, я скоро уже и слова собственного иметь не буду, все решает Гефестион!

- Я лишь хотел… - и слезы покатились из глаз, всхлипнув, неловко попытался их вытереть. – Прости! Я … я люблю тебя, просто твой блеск ослепляет меня и тогда, я как слепец крушу все что попадается.

Мягко оттерев слезы своим плащом, ты улыбнулся, погладив по плечу.

- Прощаю, филэ. Впредь не забывай своё место и все устроиться само собой. Кстати, я тут размышлял о персидских колесницах, мы действительно сможем придумать нечто, для защиты от них.

«При приближении стрекочущей повозки, воины должны быстро перестроить, разойдясь в стороны и пропуская оную мимо себя. И как только колесница минует первые ряды ударить ей в тыл, копьями»!

В ночь примирения, мы нашли не только это решение, ты говорил о стратегии молниеносного удара, о бронированном щите из тяжёлой конницы, о греческих фалангах и их разворотах, в какой-то момент я понял – секс перестал быть для тебя отдохновением. Больше снисходя к моим запросам, ты время от времени задумчиво ласкал мои губы или раздвигал бедра. Я спрашивал Феликса, умолял сказать честно - я подурнел? Огрубел? Перестал быть желанным? Посвящённый в мою интимную жизнь, друг, как мог успокаивал, клялся, что прекраснее никого не видел, но, как можно доверять пристрастному взгляду. Успокаивая себя, я твердил - это временно, вот разобьём Дария, и мой Александр вернётся! Потом я узнал, что в одну из отлучек ты употребил девку из обоза, поймал и … и приказал не болтать. Обычная такая деваха, смуглянка. Я убил её, ножом перерезал горло, не из ревности, из боязни ненужной беременности. У нас уже есть Геракл, незачем плодить ублюдков.

Вранье! Я был в бешенстве, и когда тело несчастной вынесли из моей палатки, голова едва держалась на лоскутах кожи. Я разрезал даже позвоночник.