Вавилон ранил, вползая в наши души подобно хитрой пёстрой змее, расхолаживал некогда суровых воинов. Поддавшись его ядовитому дурману, мы, привыкшие к простоте, оказались совершенно не готовыми к роскоши, вдруг свалившейся на нас, не готовы к новым чувствам и как следствие, новым отношениям. Кто-то принял безоговорочно умиротворяющий комфорт, кто-то пытался сопротивляться, но, все мы вскорости почувствовали действие медового яда, взбрызнутого в наши жилы Персией.
У тебя появились телохранители из числа прислужников Дария, смуглокожие, молчаливые. Пока они прислуживали за столом или стояли в карауле, я не слишком возражал, ведь как и другие был уже заражён, мне нравилось их раболепствование, согнутые спины, тихие проникновенные голоса. Я полюбил утренние ванны с лепестками цветов, которые мне устраивали искушённые в удовольствия евнухи, тонкие вина и нежное мясо, зонтик от солнца, носимый верным Наязом. Засиживаясь подолгу за чертежами, я не замечал необычайную прохладу в комнате, хотя за окнами стояла изнуряющая жара, лёд в огромной стеклянной вазе с охлаждённым виноградом и дыней никогда не таял.
Мы зажирели, совращённые, убаюканные восточной роскошью. И потому прозрение, ударившее по глазам, как яркий свет полной темноте, стало очень болезненным. Несколько дней, я был вынужден провести вдали от дворца, подошло к завершению строительство дамбы, оттого наскоро чмокнув тебя в щеку, я помчался вон из города, на берег моря, и там почти по шестнадцать часов не отходил от рабочих, занятых на земляных работах, указывая где насыпать валы, а где напротив, углубляться русло. Работа нужная, требующая предельной сосредоточенности, но я был рад ей, наконец-то смог вырваться из пропахшего благовониями дворца и продышаться чистым воздухом. Кое-как перепоясавши короткий хитон, лазал по насыпями, временами вступая в жаркие споры со строителями. Я жил и мне нравилась такая жизнь! Уложив последний камень и послав тебе приглашение на первый пуск воды по новому каналу, ждал ответа, но ты не приехал. Прислал только извещение о невозможности посетить стройку. Оно и понятно, у тебя много дел, а жертвоприношение я и сам могу совершить. Немного раздосадованный царским невниманием, произвёл все нужные ритуалы и даже выкупался первым в водах нового канала. Раздав деньги землекопам, поблагодарив инженеров, с лёгким сердцем поскакал в Вавилон, надеясь застать любимого за вечерней трапезой. Радость от предстоящей встречи переполняла, меняя коней, я размечтался о твоих объятиях.
Дворец встретил недружелюбно, стражники долго совещались, прежде чем впустить, запрашивали разрешение хранителя дорог и только после долгих проволочек, наконец, допустили во внутрь. Все ещё пребывающий в радостном ожидании, чуть ли не бегом понёсся по извилистым переходам к твоей спальне. Ужин закончился, на дворе властвовала глубокая ночь, предвкушая, как с разбегу запрыгну в кровать, как обниму и жарко поцелую, как буду тискать и нежить, совсем потерял голову.
У входа в королевскую опочивальни меня неожиданно остановили.
- Царь спит!
- И будет рад проснуться!
Не понимающий, почему меня не пускают, схватился за древка скрещённых копий, показывая непреложное намерение войти, даже без разрешения. Стоящие в карауле Леомедот и Пантилей многозначительно вздохнули и заступили грудью дорогу.
- Благородный Гефестион, вам лучше не беспокоить царя. Он приказал никого не впускать.
Я рассмеялся, молодые телохранители очевидно не в курсе, что я стою выше всех находящихся во дворце.
- Ко мне это не относится! С дороги!
Стражи стояли не шелохнувшись, возможно я бы и плюнул на их возмутительное поведение, пошёл, усталый, спать, желая завтра разобраться с странным приказом, если бы не страстный стон раздавшийся из-за дверей. Стон неземного наслаждения, который остановил меня, а вдогонку ему ещё один, чтобы не думал будто услышанное являлось мороком.
- Царь не один?
Выдавил из себя с трудом, чувствуя, как пол уходит из-под ног. Македонцы молчали с каменными лицами, по-прежнему преграждая мне путь в спальню. Тогда, отойдя немного в сторону, к деревянной перегородке с резными фигурными изображениями львов, я крикнул Феликса, велел привести с собой десяток солдат из моего отряда.
- В полном вооружении!
Приказ столь безрассудный, как и глупый, но я не мог в тот момент соображать, моя голова горела в невидимом пламени, сердце разрывалось на части. Вытащив меч, направил его острие на Леомедонта.
- Прочь!
Тот взмолился.
- Благородный Аминтотид, давайте решим это дело миром! Завтра вы поговорите с царём.
- Я буду говорить с ним, сейчас!!!
Страж спальни, согласно уставу угрожающе опустил древко копья, показывая готовность сражаться, я знал, что преступал все нормы поведения, знал, что моё наказание могло быть слишком суровым, но воспалённый мозг уже не анализировал действий. Схватившись за меч, бросился в бой. Пронзил Леомедонта, в горячке, поразил и второго воина, замешкавшегося в нерешительности, ногой выбил дверь…
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги