Я - твое поражение (СИ)

Вы были прекрасны. Словно два божества, греческое и персидское соединились в взаимном любовании друг другом. Нежность, с которой ты поддерживал Багоя за талию, выражение твоих глаз, сладостно поднятых к потолку и прерывистое дыхание, все говорило об испытываемом неземном наслаждении. Даже грохот слетевшей с петель двери не разрушил волшебства творившееся между вами. Прекрасный евнух, стоя на четвереньках, положив лицо на согнутые в локтях, руки, только страстно постанывал от особенно глубоких толчков, тонко вскрикивая, когда ты касался его чувствительных точек внутри. Длинные черные волосы, слегка волнистые, мягкие, словно критский прибой мотались в такт движениям и почему-то именно они показались мне глубоко омерзительными, и я не нашёл ничего лучше, чем запустить обе руки в смоляные кудри и одним рывком вытащить евнуха из-под тебя. Следующим движением, отбросил Багоя в дальний угол комнаты.

Рассвирепел, соверщенно забыв о твоём присутствии, накинулся на несчастного евнуха, как на настоящего врага. Бил жестоко: ногами по спине, по животу. Зажав волосы в кулаке, возил мордой по полу, желая навсегда стереть изящные черты, превратив их в кровавое месиво.

Некоторое время ты не вмешивался, смотрел, как зачарованный, но, когда я окончательно одурев, удобно перехватив Багоя хотел свернуть ему шею, закричал.

- Не смей!

Обнажённый, прекрасный в ярости, совсем как твой предок Алкид, ты обрушился сверху. Вырвал из смертельного захвата измочаленного любовника, толкнул его к ложу, сам же, развернувшись, впечатал злобно-сжатую, всю в перстнях, ладонь, мне в лицо. Разбил, размазывая кровь по щёкам и подбородку. Я никогда не проигрывал тебе в борьбе, помнишь, ещё в школе, в наших полудетских рукопашных боях, умудрялся прижать царевича грудью к песку арены, заломить руку за спину. Только, теперь мы уже не были теми чистыми, честными, юношами, и потому драка вышла на редкость безобразной. Мы сцепились, как два противника, злобные, непримиримые. И каждый старался доставить только боль. Найдя стоящую неподалёку чашу, я схватил, опуская глиняное дно тебе на голову. Кровь смешалась с хмельным напитком, ещё более раззадоривая бойцов. Так мы сражались с врагами при Гавгамелах и Иссе, наказывали тирийцев, рвали скифов; если бы не подоспевшие стражники – мы бы убили друг друга. Во всяком случае, я был близок к умопомешательству, зажимая рану на боку, орал, едва не теряя сознание от боли.

- Изменник! Развратник! Козел вонючий! Знать тебя не хочу!

В железных руках десятка дюжих македонцев, ты бился как лев. Порываясь добраться до извергающего обидные слова своего филэ. Кричал мне в ответ.

- Ничтожество. Дерьмо! Сдохнешь как пёс, если я не буду бросать тебе подачки!

- Я плюю на тебя! Проживу один, я хотя бы умею обходится без шлюх и развратных евнухов!

- По твоему я стал изнеженным?! Не держите меня, дайте, я докажу этому негодяю, что значит гнев царя персидского.

- Царя, который трахает евнуха! Уже скоро мы станем именовать его – великий Багой и кланяться в ножки. Все, но не я! Так и передай своему персидскому филэ, македонец скорее сдохнет, чем унизится! Ты, забывший, что такое гордость грека!

Нас едва растащили. Силой нескольких телохранителей развели по разным покоям, давая возможность остыть. Случилось как в греческой комедии Аристофана и будь все происходящее преставлением актёров, я бы от души похохотал над старой каргой-женой заставшей мужа с обольстительной красоткой. Но, самому выступить в роли сварливой бабы, не рассчитывал.

Свершилось.

Вздыхая, как ноют отбитые бока, как саднит разбитое лицо, с помощью Феликса добрался до одинокого роскошного ложа. На застонав ни разу, прилёг. Хотелось исчезнуть. Забыть, то что произошло несколько минут назад или представить увиденное кошмарным сном. Широкая рыжая морда, Феликса, плаксиво сморщилась. Ругать его за недогляд не было сил, я равнодушно принял его помощь, и не заговорил. Не застонал, даже когда меня обмывали.

Зачем?!

Жаловаться, считал ниже достоинства, спрашивать о тебе, ни к чему, скоро и так известят. Закрыв глаза, думал о новых верфях заложенных совсем недавно, о идущих в Пеллу, караванах. Об Александрийской библиотеке. Думал о многом, только не о наших отношениях. Да и какие теперь могут быть отношения? Отношения царя и царедворца? Полководца и инженера? Филиппа и Павсания?

При упоминании последних, тихонько взвыл сквозь зубы.

Незавидная участь любовника, к которому со временем, охладели.