Я - твое поражение (СИ)

Кто он был? Посланный тобой шпионом? Нанятым Феликсом, актёром? Может, купленным на средства моих новых подданных, философом? Абдалоним мог быть кем угодно, но, меня это более не занимало. Я поступил глупо, не потому что поверил ему, или кому-то из окружения; жестокий урок, однажды преподанный твоим отцом научил меня не полагаться на порядочность казалось бы хороших людей. В ту ночь я впервые почувствовал саморазгружающее равнодушие, впервые, я плакал на глазах чужого, по сути совершенно незнакомого мне человека, как дитя, в захлёб, не требуя утешения. Я мог его убить, казнить за измену, мог, найти иной предлог, мог, но не сделал этого. Та ночь, вымыла слезами из меня добрые чувства, делающие людей людьми, и запечатала сердце.

- Гефестион, за тобой приехали.

- Скажи им, сейчас выйду.

- Куда направишься?

- Дурацкий вопрос, к царю Александру, конечно.

- Значит, ты все для себя решил?

- Да.

- А какова моя участь?

- Стать царём Сидона. Александр хотел, чтобы я нашёл достойного человека на высокий пост, я нашёл. И потому мне здесь больше нечего делать, я еду чтобы соединиться с своим повелителем. И последнее, перед отъездом – сожги свой виноградник, это приказ.

Караван, более чем из ста верблюдов, несущих дары царю, подарки его друзьям медленно двигался по широкой дороге. Уезжая в сатрапию нищим македонцем с одним дорожным сундуком, назад я возвращался подобно Крезу. Выучившись, худо-бедно управлять тупым животным, с помощью длинной палки, величественно поглядывал на слуг, бегущих по обеим сторонам от процессии. Закрывая лицо от летящего песка, белым платом, в широких восточных штанам, в просторном подпоясанном кистями, халате, надетом на шёлковую рубашку, держал спину прямо, как и подобает важному сановнику. Небольшой отряд ушедший со мной в сатрапию, разросся и насчитывал теперь более тысячи человек лёгкой пехоты, вооружённых персидскими острыми саблями и прочными кожаными щитами. Три лоха конницы, колесницы, новые передвижные приспособления для осады, мастерство инженера, которое я не утратил, даже поднявшись на Олимп власти. Хвост шествия растянулся до горизонта, а впереди несли мой личный штандарт. Не слезая со спин взмыленных лошадей, гонцы, носились взад вперёд как тени, сообщая начальствовавшему о состоянии пути, встречавшихся городах, селениях, о местных жителях вышедших к нам по обычаю, с скромными подношениями. Не останавливаясь нигде, разве только для сна, мы догоняли уходящую на восток армию, желая, только одного - как можно скорее соединиться с ней.

И нагнали, неподалёку от границы Согдианы. Отдав приказ ставить шатры, я отправился немного размять ноги. Персидские церемониальные одежды сослужили хорошую службу, никто из соотечественников не признал под ними изменившегося лицом и телом Гефестиона. Все принимали меня за союзного правителя той или иной области и потому не стесняясь, громко по-македонски обсуждали воинов и богатства привезённые с собой. Задумавшись, я неосознанно подошёл к твоей палатке. Навстречу вышел Птолемей. Высокий детина, муж гетеры Таис.

- Гефестион?! Вот уж не признал! Каким ты стал…. Восточным.

- А ты по-прежнему метишь углы на не принадлежащей тебе территории.

- Все еще в обиде на Александра? Да?! Я думал вы давно перетёрли между собой досадные моменты.

Не замечая пустословия, почти искренно удивился твой незаконный брат.

- О каких моментах ты говоришь?! Не понимаю. Впрочем, неважно. Я хочу видеть царя.

Узнав, что ты задержался на охоте и вернёшься самое позднее к сегодняшнему вечеру, хотел удалиться. Птолемей предложил подождать, в шатре. Согласился. И …как быстро я отвык от греческой простоты, увидев несколько складных стульев, одинокий стол заваленный картами, брезгливо сморщил нос.

- Царь по-прежнему не придаёт значения удобствам? Прискорбно.

Птолемей смотрел на меня как на чужака. Может поэтому и побоялся оставлять одного, в комнате полной государственных секретов и постарался скорее спровадить на вторую половину. Здесь хотя бы была претензия на роскошь, жалкая потуга как-то обустроить быт царя царей. Золотые светильники из дворца в Сузах. Медная лохань–ванна, лежанка, с ножками в виде расцветающих лотосовых бутонов. Спящие львы на коврах, брошенных прямо на пол. В глубине низкая широкая кровать, со множеством подушек. Расшвыряв последние, влез на нее и сразу же утонул в необъятных глубинах, вышитой чужеземным шёлком перине, по сумасбродству решив дожидаться тебя в постели. Отлично понимая, что даже за десятую долю моего сегодняшнего поведения заслуживаю сурового наказания. Но, Аид меня раздери, я был зол. Дорога утомила. Зад, отбитый седлом, болел, ему вторила спина, чуть ли не разламываясь выше поясницы. Хотя мой верблюд и обладал плавным шагом, но последние тридцать шесть часов в седле, слишком утомительны и отдохнуть не помешало бы. Опершись на подушку, задремал и очнулся глубокой ночью, от голосов заполнивших палатку. Говорили на дрянной смеси греческого, македонского и персидского. Один их голосов принадлежал тебе. Второй персу. Судя по писклявости выговора, евнуху.