- Гефестион в лагере. Тебе надо быть осмотрительнее. Будет лучше, если на время, ты скроешься.
- Я его не боюсь!
- А следовало бы!
- Почему?! Разве ты не научил меня владеть кинжалом. Разве не брал с собой в бой? Я видел смерть и могу постоять за себя.
- Гефестион воин от рождения. И всегда им останется.
- Но, я тоже…
- Тише! Не оскорбляй своего нежного облика, грубостью солдата. Тебе дана неограниченная власть надо мною; ты - сеть, сплетённая из красоты и прелести в которой я пребываю и по сей день. Оставь, с филэ, я как-нибудь разберусь сам.
Невольно подслушивая ваш разговор, я сидел на кровати, поджав ноги, размышляя как бы незаметно уйти. Но, полный мрак спальни не освещаемой даже масляным светильником лишал возможности найти спасительную дверь. Меж тем, вы приближались, очевидно желая продолжить любовный заговор в постели. Было слышно, как совлекались одежды, как шурша падали на пол тяжёлые ткани.
- Я решил!
И сомнения отпали – голос Багоя я бы узнал из тысячи!
- Я, буду сражаться с твоим македонцем! И смогу победить его… только скажи … что…любишь меня более всех на свете!! Дай мне сил, о Аль Скандир!
После недолгого молчания, ты серьезно ответил.
- Люблю.
Единственное слово, готовое раньше сразить меня наповал, оно и сейчас, точно черные копье иллирийца ослепляющей болью ударило под лопатку. Я сжался, пытаясь не привлекать к себе внимание, в тысячный раз проклиная Птолемея с его идеей подождать в спальне. Если я и мог надеяться на что-то, то после услышанного, бездна горького отчаянья разверзлась перед мною.
- Почему здесь так темно?
Раздался треск загорающегося фитилька, по воздуху поплыл пряный армат тимьяна и лаванды, видно евнух добавил в масло немного цветочной эссенции.
Ты никогда не увидишь моё страдание! Не узнаешь, как глубоко ранило простое, брошенное вскользь слово. Ненависть! Та самая ненависть, которая некогда вложила в мою руку кинжал, и я нашёл ему достойное применение выбрав в качестве ножен царя Филиппа, овладела всем существом. Изогнув тонкие губы в презрительной усмешке, принял изящную позу, поигрывая драгоценными кольцами на пальцах, развалился на ваших подушках
Вздув огонь посильнее, ты бросился ко мне.
- Гефестион! Ты уже здесь!
Более глупой фразы ты бы не смог и произнести. Комичность ситуации ещё больше заострила мои черты. Потянувшись, я молча встал с ложа, словно освобождая его для Багоя.
- Как хорошо, что ты приехал! Я соскучился! Мне так много надо сказать!
- Не трудись. Главное, я услышал!
- Филэ…
- Я тебе не филэ!
Надо было сохранить лицо до последнего мгновения, и только боги знают как мне это тяжело далось. Не удивительно. Ведь я еще любил тебя.
Взяв одну из зажжённых ламп направился к выходу. Охнув, ты загородил мне путь.
- Погоди Гефестион. Нельзя так! Любовь она разная, и то чувство, что я питаю к тебе, неизменно!
- И как же оно называется? Дай догадаюсь! Благодарность? Нет?! А может сочувствие?! Опять мимо? Наверное, привязанность. Дружба, уважение, доверие, как много оказывается у тебя есть вариантов. Только ни один из них, не даёт право называть меня - филэ!! Смирись!
Не желая вести бессмысленный диалог, чувствуя, как рыдания вот-вот вырвутся из-под контроля, отодвинул тебя и вышел. В ночную тьму лагеря. Вдохнул полузабытый аромат костров. Расслышал приглушённо ржание коней и негромкие разговоры солдат. Как же мне этого не хватало, там, в сатрапии. Ни какие персидские соловьи не очаровывали сильнее бряцанья походных мисок и визга металла по точильному камню. Я бродил от костра к костру. Заговаривал с соотечественниками. Смеялся, их грубоватым шуткам о своей внешности. Я цеплялся за жизнь. Знал, переболею, выздоровею. Даже помянул в молитве давно оставленного Асклепия и расчувствовавшись пообещал принести ему в жертву белого козлёнка.
На утреннем совете держался позади всех. Смыв персидскую краску с лица и намного подрезав роскошные пряди, в старых боевых доспехах, слушал доклад Леоната о передвижениях противника. Ты ни разу не поднял на меня глаз. Глухо отдал необходимые приказы и вскоре распустил вленачальников. Через час мы должны были сняться с насиженного места и двинуться дальше на юго-восток. К плодородным равнинам с обильной травой для отощавших за зиму лошадей.
Принесли распоряжение, как и прежде вступить в должность хранителя войска. Ты надеялся щедрой подачкой уврачевать вчерашний удар. Кроме свитка, на дне ларца лежал тяжёлый драгоценный браслет, с крупными гладко-отшлифованными сапфирами. Густого синего цвета, под цвет глаз. Я распорядился отдать его самой презренной шлюхе в лагере, той, что оказывала услуги всем без разбора.
Все предрекали мне скорую опалу.
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги