Я - твое поражение (СИ)

Возвращаясь однажды после успешного захвата небольшого города, в одну из ночей, повинуясь внезапному порыву, сбежал от свиты и бродил в одиночестве по окрестностям до самого рассвета. Заприметив скромный виноградник на холме, решил разглядеть его поближе. И поразился, насколько просто и одновременно мудро было распределено в нем все – посадки взрослых лоз, питомник с черенками, идеально вычищенный канал для орошения с несколькими уступами, подведённый даже к аккуратному дому. На приветственный крик, ко мне вышел мужчина сорока лет, высокий, чистый лицом с небольшой кучерявой бородкой. Представился.

- Абдалоним.

- Филандер, - назвался я именем погибшего брата, не желая раскрывать высокого положения.

Мужчина ничего не сказал, только усмехнулся в рыжеватые завитки на подбородке и пригласил в дом. Кислое козье молоко, свежий сыр, немного вина, хлеб из маленькой печи, показались мне амброзией; простая еда землепашца, его скромный быт возродили прежние чаянья, встрепенулись подзабытые, упрятанные в самую глубину души, желания. Пока я ел, Абдалоним заметив лопнувший ремешок на сандалии предложил подлатать его, и сделал это настолько ловко, что я оказался совершенно покорен им и набравшись наглости напросился на обед. Тот не удивился, только пояснил, что пришло время подрезки лоз и он планировал провести этот день в винограднике.

- А в чем же дело?! Я иду с тобой! Всю жизнь мечтал научиться земледелию!

У меня давно не было такого счастливого дня, ни один из сотен предыдущих: когда в роскошных одёжах я принимал коленопреклонённых правителей, торжествовал победу над врагом, или, приносил благодарственные жертвы, никогда, я не был так счастлив, как в том винограднике. На жаре, плавясь от солнечного зноя несколько часов подряд подрезая старые лозы, чтобы в следующем году они дали молодые побеги, сильные, способные принести немалый урожай. Абдалоним, работал рядом, иной раз мы перекидывались парой весёлых шуток, хотя пыль поднятая с земли забивала нос и рот, толстой коркой ложилась на лицо и руки. К концу дня, мы были черны, как эфиопы, от налипшей грязи.

- Бежим к реке, наперегонки!

О боги, я снова стал мальчишкой, факелоносцем Афин, когда отринув напускное величие, первый рванул к неподалёку протекающей речушке, и с разбегу плюхнулся, разгоняя волны. Сзади поднимая мириады сверкающих брызг, обрушился в воду новый знакомый. Схватив меня за талию, приподнял и макнул с головой.

- Мойся до чиста, а то кормить не буду! Славно поработали, славно и поужинаем!

И даже его прикосновения, не вызывали протеста во мне, который принимал только царские объятья, и был горд этим, вдруг что-то надломилось и я совершенно не возражал чтобы Абдалоним хватал меня за самые интимные места, пусть даже с благой целью – хорошенько отмыть. После мы сидели в затухающих сумерках, отяжелевшие после обильного возлияния и отменного ужина, сготовленного хозяином и болтали. Мне не хотелось думать о том, что сейчас Феликс рыщет по округе, врываясь во всякий дом и допрашивая каждого жителя, как летят в разные стороны мои телохранители замирая от нехороших предчувствий, я действительно, не хотел возвращаться к прежней жизни и раздумывал, как бы здесь задержаться подольше.

- Почему ты живёшь один? Разве нет женщины, которая бы скрасила одиночество?

- Женщины бестолковы, от них один беспорядок, к тому же, женившись, мне придётся уделять меньше времени тому, что я люблю на самом деле – моему винограднику.

- Как можно сравнивать любовь к человеку и лозе. Они различны!

- А вот и нет, любовь одна и приходя, она становиться для тебя всем, несчастен тот кому приходиться делить этот дар богов на множество частей и блажен, кто сможет сохранить его целиком.

Заметив, как невольно я поджал задрожавшую нижнюю губу и отвернулся, придвинулся ближе, кладя ладонь на плечо.

- Гефестион…

- Не тронь… ты не смеешь. Зачем ты здесь? Кто ты на самом деле? Почему!

Чувствуя, как комок в горле начинает душить меня, вскочил, ринулся прочь из дома, в полутьме, налетев на косяк, ойкнул и остановился.

- Прости, я причинил тебе боль.

Тихо вздохнул хозяин дома. Я притих, слыша в его голосе искреннее раскаянье.

- И что с того? Ты подарил мне часы счастья, только для того чтобы поглубже влезть в душу, и уязвить её, как уже сделал один мерзавец! Молчи, не вынуждай, казнить тебя за подобную дерзость.

Он подошёл и встал совсем близко, обдавая приятным запахом чистого тела, обнял за талию сильными руками, хотя я и приказал не делать этого. Он положил голову, на вздрагивающее от нервного напряжения плечо.

- Не бойся быть иногда слабым. Здесь никого нет, и я тоже ухожу.