Я - твое поражение (СИ)

Наверное, это были самые целомудренные прикосновения в нашей жизни. Приподняв полотняное покрывало, которое скрывало раны, ты, не смущаясь грязью и гноем, принёс немного воды и обмыл меня, едва дыша, стал втирать разогретую в ладонях мазь. Твои касания казались дуновением свежего зефира. Пусть и было больно — рассечённая кожа сильно саднила, и каждое движение приносило страдание — всё же твои руки были полны нежности. Позже я узнал, что ты брал уроки врачевания у Аристотеля и в тот вечер особенно долго пытал его насчёт лечения подобных ран. Обмазывая каждый шрам, ты вполголоса читал мне бессмертные строки «Илиады», я помню их и сейчас. Ты рассказывал как Ахиллес, найдя лечебные травы для Патрокла, исцелил его от раны, а после, когда собрался уходить, то спросил, хочу ли я видеть тебя завтра.

Я сказал: «Да»!

Спустя пять дней, прихрамывая и вынужденно хмурясь, я занял своё место у ног Аристотеля. Мы больше не записывали «Илиаду», тот свиток так и остался незаконченным, а может, ты и не хотел его продолжать, ведь мы остановились на шестнадцатой главе. Утренняя пробежка, кружка воды и бой на деревянных мечах до полудня, скудный, то ли завтрак, то ли обед и быстро вымывшись, натянув чистые хитоны, мы хватали абаки, расположившись в счётном зале, перекладывали камешки, считали. Учили географию, упражнялись в танцах, внимали философским хитросплетениям. Вместе, как те мифические герои, о которых ты любил рассказывать. Ахиллес и Патрокл. Нас даже начали втихомолку поддразнивать, вкладывая грязные выдумки в романтические отношения двух юношей - ты знаешь, насколько жестоки злые языки. Тогда я впервые столкнулся с тем, что пронёс через все последующие годы — с лютой завистью. В моей чашке вдруг оказывался паук, а чернила непонятным образом высыхали прямо посреди урока. Меня дразнили твоей «ночной циновкой», прямые и скрытые намёки, к счастью, были большей частью непонятные, но с годами я всё яснее осознавал последствия нашей дружбы.

И принимал.

Не было раба, который бы не сплетничал за моей спиной, не было служанки, которая бы не начала свой день с разговора о звуках из моей спальни. Все почему-то решили, что мы с тобой стали любовниками уже через год. Конечно, это не так. Нет, я не хочу сказать, будто мы были не готовы к такому решению, скорее, мы слишком ценили дружбу, боясь, что после секса она перерастёт в нечто большее или, наоборот, исчезнет совсем. Тогда нам хватало дружеских объятий, лёгких невинных поцелуев в щёчку, взглядов. О боги, как я смущался твоих прямых, говорящих без слов, взглядов! Мы носились на перегонки по горным дорожкам, и ты всегда меня обгонял, хотя и был коротконог, ты просто не мог проиграть. Я видел, как ты выкладывался, и твоя воля к победе была лучшим стимулом. И в учёбе ты обгонял меня, твой ум, память… впрочем, я уже говорил об этом. В холодные ночи, пытаясь согреться под одним лёгким одеялом, я думал о тебе, ровно до тех пор, пока однажды ты не лёг рядом и не сжал меня в объятьях. С тех пор я не знаю, как это — мёрзнуть, даже в горах, когда наши воины гибли от ледяных ветров, а мы носили меховые плащи и шапки, я был согрет теплом, которое ты подарил мне в детстве. Много воды утекло с тех пор, но время, проведённое в Миезе, для меня осталось самым нежным воспоминанием. Возможно, если бы не годы с тобой в школе, я бы никогда не стал настоящим Гефестионом. Не смог бы, не вынес. Не вытерпел. Ты создал меня, Александр, высек из крепчайшего гранита, как того сфинкса, которого приказал изготовить, придав ему мои черты и которому обязал поклоняться всех египтян ещё при моей жизни.

Три года… Много это или мало?

Это целая эпоха, наша эпоха!

========== 2 Аристотель. ==========