По возвращению в Пеллу я несколько дней никуда не выходил, подчиняясь Павсанию ждал распоряжений Филиппа и тот, неумолимый как Крон, нагрянул в один из вечеров. Немного под хмельком, но не утративший здравый рассудок, ввалился со свитой в тихий дом и заполнил его истошными криками, визгом гетер, лаем охотничьих псов. Предупреждённый слугой, я до времени скрылся в отдалённом покое, нечасто посещаемым хозяином и челядью, не забыв захватить внушительного объёма труд Пифагора. Павсаний принимал царя со всей доступной ему роскошью, рабы дома сбились с ног снуя с кухни в пиршественный зал и обратно, из погреба подняли лучшие вина, из сада сплетённые наспех цветочные гирлянды. Стараясь не обращать внимания на громкие звуки музыки, доносящиеся даже в уединённое убежище, развернул первый тяжёлый свиток и погрузился в чтение. Где-то ближе к ночи, приполз Павсаний, пьяный до нельзя, едва стоящий на ногах.
- Царь требует тебя! Хочет наградить!
- За что? Я ничего не сделал!
- Не рассуждай! Повинуйся!
Теряясь в неведении, полный дурных предчувствии спустился в зал и поразился царившей в ней пустоте, только несколько минут назад здесь гремели цимбалы и свистели флейты, некоторые инструменты до сих пор валялись на ложах и под ними. От запаха выпитого вина кружилась голова.
- Он там! - Павсаний указал рукой на стоящее в отдалении ложе, скрывающиеся под тяжёлым занавесом. - Иди! Ждёт!
Неслышно я приблизился, боясь даже вздохом оскорбить покой македонского повелителя. Отодвинул драпировку. Филип казалось спал, уронив голову на одну из пуховых подушек, и, только заслышав шорох ткани, быстро вскинулся. Хватаясь за кинжал у пояса.
- Кто здесь?
- Гефестион!
- Ах да, садись.
Промассировав виски, чтобы сбросить остатки хмеля, царь серьёзно посмотрел на меня.
- Тебя следовало распять за дерзость. Не дрожи, я поступлю иначе; чего ты хочешь, говори, исполню.
Не понимая хода мыслей Филиппа, осторожно попросил.
- Отпусти меня царь, разреши уйти и жить, подобно простому македонцу. Я могу дать клятву молчания, переменю имя …
- Закрой рот, - рявкнул Филипп, глаза его сверкнули гневом. - Только глупец не ценит милость богов! Александр, к моему горю, полностью в твоей власти, знаешь ли ты визгливый щенок шакала, что он вернулся домой?! Отменил сватовство и даже помирился со мной! Извинялся, унижался, признавал ошибки и все ради чего? Точнее кого? Человека, оставившему ему прядь волос. Ты с ним знаком?
Запираться и лгать не имело смысла, Павсаний доложил о нашей авантюре ещё в первый день по приезде, недаром, сидел в царском дворце до утра.
- Это был я.
- Вот именно, - задумчиво протянул Филипп, мгновенно меняясь в лице, - юный любовник ради которого сын смирил свою неуёмную гордость! Одни боги знают, на какие ещё жертвы он готов пойти ради этих стройных бёдер и нежных губ. Ты страшный человек Гефестион и безумный, раз хочешь отказаться от власти!
Пожав плечами, не стал разубеждать Филиппа, пусть считает меня слабаком, трусом, идиотом в конце концов, мне все равно. Я не шлюха, не продаюсь как Павсаний.
- Да неужели?
Голос царя не предвещал мирного окончания беседы, оказывается, задумавшись я не заметил, как произнёс последнюю фразу вслух. А когда понял чем может грозить роковая фраза, было поздно.
В ту ночь, Филипп изнасиловал меня, да, вот так просто я могу сейчас об этом говорить.
Связанные поясом запястья, притянутые к изголовью ложа. Рука Павсания, держащая мою голову, чтобы я не засветил царю лбом в челюсть; ноги, повисшие на лодыжках, рабы, умоляющие не сопротивляться. Твой отец не был грубым, скорее, он преследовал очередную цель и в неё входило моё бесчестие. Молча ломал меня. Не было в том соитии ничего любовного, но и на насилие не походило, скорее, как я и говорил раньше, царь продумал действия заранее и сейчас, просто исполнял задуманное. Отвернувшись, чтобы не видеть заросшее чёрной бородой лицо царя, я закрыл глаза и расслабился. Не хотел получить травм, не хотел страдать из-за смердящей падали, которой являлся твой отец. Понадобилось много времени, прежде чем он сумел кончить, и встав с меня, потрепал по взмокшей от пота, голове.
- Не понимаю, что находит в тебе Александр, по мне так ничего особенного.
Павсаний распорядись тут, и жду тебя завтра, после полудня с отчётом о его состоянии. Если Гефестион покончит с собой, казню. Он нужен мне живым.
И не оглядываясь, не интересуясь более ничем, исчез.
Я не вскрыл вены и не сделал попыток броситься на меч, хотя Павсаний и велел убрать все оружие из покоев; как ни в чем не бывало, ел подаваемые блюда, пил разбавленное сладкое вино и улыбался. Возможно, именно эта улыбка и пугала рабов, они старались подолгу не задерживаться в комнатах, и выполнив необходимое, бежали со всех ног. Павсаний каждое утро посвящал узнику немного времени, участливо спрашивая о здоровье, интересуясь, не надо ли мне чего.
- Все просто замечательно, - неизменно получал ответы на все тревожные вопросы. - Я всем доволен.
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги