Я — твоё солнце

— Попробуй для начала сдать экзамены. А потом посмотришь, что делать с языкастым парнем.

Отец оставил нам машину в воскресенье утром, однако вместо того, чтобы бросить ключи в почтовый ящик, он постучал в дверь.

По крайней мере, я так предположила, когда, поднявшись с утра, застала их с мамой на кухне. Они пили кофе.

Он потянулся поцеловать меня, но я отвернулась и оттолкнула его:

— Не подходи. У меня воняет изо рта на километр.

Родители рассмеялись.

Вместе.

Я чуть не достала телефон и не сфотографировала их такими, но мне скоро восемнадцать, и надо вести себя соответствующе. Ответственно. Короче, ни под каким предлогом их снимать нельзя.

Я выпила кофе и отправилась в душ. Когда я вышла из ванной, папы уже не было.

Но он оставил для меня пакет.

Книги, блокноты.

Всё куплено у Карри.

Можно сказать, отец отличается наблюдательностью — этот факт до сих пор ускользал от меня.

В деревенском доме пахло сыростью, однако я была счастлива.

Мама развела огонь.

Мы много и долго гуляли. Изидор перепрыгивал через гнилые поваленные стволы, вынюхивал что-то в папоротниках своим чёрным носом, выискивал следы кабанов — отпечатки от их рыл отчётливо виднелись на земле. Он даже откопал кусок пня и теперь таскал его с собой повсюду, как любимую игрушку.

Птиц было море, все они рассказывали истории о червях и ястребах, щебеча дни напролёт и наполняя своим пением небо.

Днём я читала, повторяла уроки, записывала, потела и даже отправила письмо бабушке.

Начала книгу Анастасии Вердегрис.

Довольно суровая. Сбивает с толку.

В общих чертах история достаточно далека от цветочно-плюшево-светящейся атмосферы с бантиками и рюшечками. Мне нравится смелая героиня, которая живёт в оригинальном, сложном и несправедливом мире (наконец-то! Никаких тебе лошадей и якобы средневековых рыцарей!). Короче, эта зрелая история лишила меня дара речи и не оставила места стереотипам (вроде злая старуха = злая старуха). Даже смешно: неужели за эти несколько месяцев я так и не поняла, что жизнь гораздо сложнее, чем кажется?

Однажды вечером, пока мы поглощали блины, сидя у искрящегося огня, мама отпустила уморительную реплику:

— Я рада, что повидалась с твоим отцом. Заживать будет долго, но процесс пошёл.

Несмотря на медицинские сравнения, всё было ясно.

Мама поднялась со дна.

Ещё один удар по картине «Женщина на кухне» — так я обозвала свое воспоминание о ее попытке суицида. Так легче дистанцироваться.

Мама привезла с собой целые вёдра клея, два чемодана, в которых позвякивало что-то вроде посуды, и всё это барахло отправилось в третью комнату. Однажды, пока мама была в туалете, я поднялась на второй этаж и приоткрыла дверь.

В чемодане лежала кафельная плитка, а на столе — клеёнка с… начатой мозаикой.

В форме мандалы.

Я бесшумно закрыла дверь.

В больнице мама брала уроки мозаики.

Может, Виктор и прав: она хватается за что-то, пытается успокоиться как может. Я стараюсь не паниковать.

От Элоизы приходят эсэмэски с вопросами по философии или об исторических датах. Видимо, она и вправду занимается. Я отвечаю на сообщения точно и основательно. О пижамной вечеринке и том, что было «до», мы не разговариваем. Хотя я часто об этом думаю.

Мамины слова не забываются: то, что она пережила, травмировало её и перевернуло всю жизнь с ног на голову. Первая ласточка: Элоиза решила взяться за ум, и это отлично. Но я пообещала себе не расслабляться. Что-то подсказывает — скоро ей понадобится моя помощь.

Шесть дней лесной идиллии прошли слишком быстро.

Хотелось бы мне и дальше слушать птиц, которые начинают петь с пяти утра, под ажурным от шуршащей листвы на деревьях небом перечитывать конспекты в шезлонге, завернувшись в три пледа, пропахших костром. Мне даже плевать, что Изидор пускает слюни на мои записи, отчего расплываются чернила. Лишь ветер в молодых кронах и медленный танец ветвей вокруг.

Изидор попытался протащить с собой в машину пахнувший грибами кусок пня, который уже начал крошиться. Я забрала у него деревяшку и бросила в папоротник, однако пёс тут же помчался за ней и приволок обратно, виляя хвостом. Пришлось пустить его в машину с куском пня.

Когда мы вернулись в Париж, я почувствовала, что отдохнула. Обилие зелени успокаивало, а в воздухе всё ещё чувствовался запах сырой земли.

Во вторник вечером второй недели каникул я получила сообщение от Джамаля:

«Тео переезжает в Нью-Йорк в следующем году… Я опустошён, как Новый Орлеан после урагана „Катрина"».

«Выдвигаю тебя на звание королевы драмы в этом году против Элоизы, и, похоже, ты его выиграешь. Теперь у тебя есть крутая отговорка, чтобы сваливать в Нью-Йорк на каждые каникулы, не понимаю, что в этом печального».

«Do you believe so?»

«Ну вот видишь, ты уже и языком владеешь. Конечно, я believe so. Швейцария или Штаты — разницы никакой, ну кроме психологической составляющей. Но эй! Кто у нас тут специалист из династии мудрецов садху по части давить материю и успокаивать разум?»

«Я-я-я-я-я!»

Затем последовал поток сердечек, смеха до слёз и аплодирующих ладоней.

Пальцы сами выдали мою подавленность, напечатав: