Я твой день в октябре

Ну, как куда?! Спешит Алексея Маловича перебросить в другую жизнь. Как кошку – уже в последнюю, седьмую. За время это много чего было всякого-разного. Но о похожем я рассказывал уже и повторять описания всех Лёхиных соревнований, командировок от газеты, встреч с друзьями, получениия диплома в институте. Описания выставок, концертов со своим ВИА, редких, но метких «склеиваниях» девчушек, противоречащих кодексу семейной жизни, общения с уголовным миром – нет больше смысла. Короче, жил Алексей быстро, полно, причём так, как хотел. Именно это и советовали ему тесть с отцом. Хотя и без их напутствий делал бы он то же самое. Но улетел в никуда год. В общую кучу всего прошлого. И вот весной семьдесят четвертого жена его, Надежда, резко увеличила обороты постижения глубин знаний чужеземного, но престижного английского языка. То есть, она вообще прекратила делать что-либо. Кроме исписывания от корки до корки толстых тетрадей и медленного перелистывания очень умных учебников для аспирантов. Злату полностью взяла в оборот Лариса Степановна и Лёхина мама. Какая-то нечистая сумела их сдружить и они владели внучкой попеременно, либо сразу вместе. Были они женщинами умными, добрыми, прогрессивными и правильными, а потому за ребёнка никто и не волновался.

Злату они научили читать в три года, писать тоже, а рисовать, лепить и делать полноценную зарядку никто из бабушек сам не умел, но внучку научили и этому. Лёха с Надей считали, что им крупно повезло друг с другом, с дочерью и родителями. По крайней мере, дома от бабушек пользы было побольше, чем от дедушек и родителей. Лёхе тоже всегда не хватало времени на дела свои, не говоря о Надежде, у которой его не то, чтоб не хватало, а не было вообще. В июле ей надо было ехать а Москву, в институт Мориса Тореза и становиться аспирантом, чтобы через пару лет защитить диссертацию и называться кандидатом филологических наук. Учёной дамой, проще говоря. Лёха дома был редко, ночевал, правда, всегда, но поздно приходил и рано убегал. Как-то сами собой потерялись в общении между супругами разговоры о любви. Да за шесть лет законного брака как бы и несерьёзно это тему тянуть за уши. Раз уж живут вместе дружно и мирно, то уж точно – не за счёт ненависти. А зачем вообще талдычить одно и то же про любовь? Такие проверки влюблённые друг другу устраивают на первых порах, пока сами к себе со страстью, но и с опаской: а вдруг сбежит к другой любимый или любимая? А через шесть лет уже ты по рукам и ногам опутан проверками временем, неудачами, проблемами и всякими прочими испытаниями, включая сюда и ребёнка, который не кукла игрушечная и от родителей требует ответственности. В общем, с виду крепкий брак был у Лёхи с Надей. Знакомые относились к их совместному бытию с одобрением. А родители просто радовались. Всем повезло. Совместное существование двух родственных семей наладилось и работало как швейцарские часы или советские холодильники «Саратов». То есть, без поломок и перебоев.

Лёха, правда, чаще «поддавать» стал. То в старый край свой убежит в свободное время к одноногому постаревшему дяде Мише. Они могли весь вечер с двумя бутылками портвешка «три семерки» по ноль семь десятых литра каждая да с тарелкой солёных помидоров и огурцов из погреба обсуждать вечно напряженную ситуацию в мире или способы заточки коньков для фигурного катания. Дяде Мише была по плечу и языку любая тема, а Лёха просто отдыхал. Михалыч для него был как тёплый душ, который льёт на тебя всегда одинаковую воду, но не уменьшает никогда приятности ощущений. Пить он уже научился. Это, оказывается, несложно и не долго. Он через год после первого ужасно пережитого стакана практически без последствий и видимого опьянения заглатывал бутылку портвейна и шел ровно, мыслил почти так же, но не бегал бегом. Вот и вся разница.

После дяди Миши сбегал на хазу к уголовникам, поиграл там на гитаре, Выпил стакан вермута крепкого красного, сыграл с жиганами в дурака на интерес и показал по просьбе урок пару интересных приемов « вырубания» нападающего, которых из ВДВ привез много, да и пошел домой.

Надежда писала, Златы не было. Тёща увела. Было тихо и пахло книгами.

– Леший, ты так сопьёшься, – Надежда повернула к нему голову. – Плохо кончишь.

– Я и не начинал пока ничего, – Лёха лениво развалился на диване. Делать ничего не хотелось. Да и захотел бы, так кроме чтения книжки ему тут и заняться было нечем. Всё, что могло с пользой занять его время, Алексей под нудной настойчивостью тёщи унёс к родителям. – А сопьюсь, то будет у тебя аргумент не тратить на меня время и внимание, а всю себя отдавать науке. С пьяницей вообще жить легче. Он даже не ест. Готовить не надо. Спать с ним противно. Вон сколько времени высвобождается для занятий. А пьяница пошарахался тихонько часок, да и отрубился, как я, например, на диване. И никто тебе жить не мешает.

Лёха повернулся лицом к спинке дивана, что-то еще промычал и уснул.